2.1. «Вменяемость» и «невменяемость» как категории уголовного права

Как указывается в обзоре кассационной практики судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации за 2001 г., «немалое количество ошибок, связанных с неполным исследованием обстоятельств, относящихся к субъекту преступления, допускается судами по делам о преступлениях, совершенных лицами, психическое состояние которых нуждается в проверке».

Приговор Московского областного суда от 22 мая 2001 г., по которому Карпов осужден по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ на 8 лет лишения свободы, отменен, дело направлено на новое судебное рассмотрение по следующим основаниям. Психическое состояние Карпова в судебном заседании не исследовалось, суд ограничился лишь оглашением актов стационарных комплексных психолого-психиатрических экспертиз (выделено нами. — Авт.). В то же время из материалов дела видно, что определением Московского областного суда от 5 Октября 1999 г. в отношении Карпова применялись принудительные меры медицинского характера в виде принудительного лечения в психиатрическом стационаре специализированного типа до выхода из болезненного состояния. Постановлением судьи Московского областного суда от 11 июля 2000 г. принудительные меры медицинского характера в отношении Карпова отменены и дело направлено Для производства дополнительного расследования. 12 апреля 2000 г. Карпову проведено психиатрическое освидетельствование в психи атрической больнице, на основании которого он 11 июля 2000 г. освобожден от принудительных мер медицинского характера. Данные документы в судебном заседании не исследовались. При рассмотрении дела в кассационной инстанции неадекватное поведение Карпова вызвало у Судебной коллегии сомнение по поводу его вменяемости. При новом рассмотрении суду предложено более тщательно исследовать .психическое состояние Карпова с участием в судебном заседании экспертов-психиатров, а в случае необходимости назначить повторную психолого-психиатрическую экспертизу.

Допускаются ошибки по делам, связанным с производством по применению принудительных мер медицинского характера. Иркутский областной суд направил для дополнительного расследования дело по обвинению Волошина и др., сославшись на то, что поскольку Волошин по заключению экспертов, проводивших стационарную судебно-психиатрическую экспертизу, признан невменяемым, органы предварительного следствия обязаны принять решение о прекращении дела и направлении его на принудительное лечение. Отменяя данное определение, Судебная коллегия указала, что согласно ст. 408 УПК РСФСР акт судебно-психиатрической экспертизы подлежит оценке судом, и суд должен сам вынести соответствующее решение по существу о назначении такому лицу принудительного лечения по действующему ныне закону (выделено нами. —Авт.)м. «Необоснованное решение вынес также Зольский районный суд Кабардино-Балкарской республики, по определению которого Ны- ров освобожден от уголовной ответственности за совершенные в состоянии невменяемости общественно опасные деяния, предусмотренные ст. 116, п. «б», «в» ч. 2 ст. 131 УК РФ, с применением принудительной меры медицинского характера — принудительного лечения в психиатрическом стационаре общего типа. Отменяя данное определение и направляя дело на новое судебное рассмотрение, Судебная коллегия указала, что в нарушение требований ст. 408 УПК РСФСР в судебном заседании должным образом не было исследовано психическое состояние Нырова. Суд применил к нему принудительную меру медицинского характера только на основании письменного заключения экспертов, без его надлежащей проверки и оценки в судебном заседании (выделено нами. — Авт.) с привлечением экспертов-психиатров»85. Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда Республики Дагестан 28 ноября 1996 г. Муртузалиев признан совершившим в состоянии невменяемости общественно опасное деяние, предусмотренное ч. 3 ст. 125(1) УК РСФСР. В соответствии со ст. 11 УК РСФСР Муртузалиев освобожден от уголовной ответственности с применением к нему принудительных мер медицинского характера— направлением для лечения в психиатрическую больницу с усиленным наблюдением.

Из материалов дела установлено, что он организовал преступную группу с целью похищения Халилова, руководил ее действиями и сам активно участвовал в похищении. В кассационном порядке определение в отношении Муртузалиева обжаловано и опротестовано не было. Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте, внесенном в порядке надзора, поставил вопрос об отмене определения в связи с недостаточной исследованностью материалов дела, необъективностью заключения экспертов, проводивших стационарную судебно-психиатрическую экспертизу, и необоснованным выводом суда о невменяемости Муртузалиева в момент совершения общественно опасного деяния. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 30 декабря 1997 г. протест удовлетворила, а определение суда в отношении Муртузалиева отменила с направлением дела на новое расследование, указав следующее. Муртузалиев был признан судом невменяемым в момент совершения инкриминируемого ему деяния с учетом выводов экспертов, проводивших стационарную судебнопсихиатрическую экспертизу в республиканском психоневрологическом диспансере. Однако правильность и обоснованность этих выводов вызывают сомнение. Под непосредственным наблюдением врачей-психиатров Муртузалиев находился менее месяца. В деле имеется выданная адвокату справка из республиканского психоневрологического диспансера о том, что Муртузалиев находится на учете в связи с эндогенным заболеванием, сущность которого в справке не разъяснена. В результате амбулаторной судебнопсихиатрической экспертизы врачи пришли к мнению о неясной клинической картине и не исключили возможность симуляции Мур- тузалиевым заболевания. Для более основательного обследования было рекомендовано предоставить в распоряжение врачей выписку из истории болезни из научно-исследовательского института имени В. М. Бехтерева и амбулаторную карту из республиканского психоневрологического диспансера, а также допросить врача, лечившего Муртузалиева в этом диспансере. Ни одна из этих рекомендаций выполнена не была. Более того, как установлено, Муртузалиев сообщил о себе ложные сведения: ни в институте имени В.

М. Бехтерева, ни в республиканском диспансере он не лечился. Истории болезни в архивах этих медицинских учреждений отсутствуют. Что касается непосредственно акта стационарной экспертизы, то большая часть ее является повторением исследовательской части заключения амбулаторной экспертизы и показаний Муртузалиева. Основываясь, по существу, на данных амбулаторной экспертизы, эксперты пришли к выводу о невменяемости Муртузалиева. В частности, устанавливая диагноз «органическое заболевание головного мозга сложного генеза с выраженным изменением психики, параноидным синдромом и суицидальными мыслями» и не исключая возможности шизофренического процесса, экспертная комиссия сослалась на сообщение Муртузалиева о перенесенных травмах головы, стационарном лечении в психиатрической больнице, однако документально это не подтверждено. Заключение экспертов, как и любое другое доказательство, не имеет заранее установленной силы и судом должно оцениваться в совокупности с инъши материалами дела (выделено нами.—Авт.)86. Согласно п. «а» ч. 1 ст. 97 УК Российской Федерации принудительные меры медицинского характера могут быть назначены лицам, совершившим деяния, предусмотренные статьями Особенной части Уголовного кодекса, в состоянии невменяемости. Проблема дихотомии «вменяемость-невменяемость», на наш взгляд, — одна из наиболее сложных и малоизученных в уголовноправовой науке. Российский уголовный закон (гл. 4) не содержит законодательного определения вменяемости, раскрывается лишь вторичное поня тие невменяемости. Многие основатели и руководители отечественных научных уголовно-правовых школ в своих монографических работах по уголовному праву не дают определения первичного по отношению к невменяемости понятия вменяемости. На наш взгляд, дихотомия «вменяемость-невменяемость» долгое время была настолько неизученной в правовой науке, что правоведы с конца XVIII в. по существу предпочитали черпать свои знания в этой области из динамично развивающейся психиатрии. В настоящее время можно констатировать, что более разработанной стала проблема, производная от первичной проблемы вменяемости, — невменяемости.

Иногда ошибочно утверждается, что понятие вменяемости вытекает из определения невменяемости: «В уголовном праве данное понятие (вменяемость. —Авт.) употребляется в более узком, специ- 87 альном смысле, как антитеза понятию «невменяемость» , «вменяете мость лица ... является антиподом невменяемости» , «его легко вы- 89 вести из понятия «невменяемости» , «оно легко выводится из логического толкования законодательного понятия невменяе- 90 мость» . По мнению Л. И. Беляевой, «вменяемость представляет собой такое состояние психики человека, которая (вменяемость? психика? — Авт.) характеризуется способностью осознавать фактический общественно опасный характер своих действий (бездействий) и руководить ими»71. Ошибочное, «зеркальное» определение вменяемости как «психического состояния лица, заключающегося в его способности по состоянию психического здоровья, по уровню социально-психического развития и социализации, а также по возрасту осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими во время (в момент) совершения преступления» дано и в одном из фундаментальных трудов Института государства и права РАН72. Известны и следующие, на наш взгляд, неточные определения вменяемости: «Вменяемость означает такое состояние психики, при котором человек обладает свободой действий, то есть может осознавать значение своих действий и руководить ими»73; «вменяемость, т.е. наличие достаточного психического здоровья, при котором лицо способно понимать характер своих действий и их последствий и руководить своим поведением»74; «вменяемость есть способность лица во время совершения общественно опасного деяния осознавать общественную опасность и фактический характер своих действий (бездействия) и руководить ими»75. Близкое к этим, но более короткое определение дано в трудах, подготовленных учеными-правоведами Московской государственной юридической академии: «Вменяемость — это такое состояние психики человека, при котором он в момент совершения преступления был способен осознавать характер своего поведения и руководить им»76.

Л. Л. Кругликов дал следующее определение: «Вменяемость как признак лица-субъекта преступления означает способность лица, во-первых, осознавать (понимать) фактическую сторону своего поведения и социальную значимость последнего (его общественную опасность) и, во-вторых, руководить такого рода поведением, проявлять свою волю»77. Т. В. Кондрашова следующим образом определяет вменяемость: «Психическое состояние лица, заключающееся в его способности по уровню социальнопсихологического развития, социализации, возрасту и состоянию психического здоровья отдавать отчет в своих действиях, бездейст вии и руководить ими во время совершения преступления и, как следствие этого, в способности нести уголовную ответственность и наказание»78. Укажем, что эти два понятия («вменяемость» и «невменяемость») решают одну, общую для них задачу, а именно — «обеспечить уголовную ответственность и наказание только тех лиц (совершивших деяния, опасные для общества), которые по состоянию психического здоровья способны нести такую ответственность...»79. Но вменяемость — обязательный признак субъекта преступления, а невменяемость лица свидетельствует об отсутствии этого элемента состава преступления, поэтому, на наш взгляд, недопустимо «легко выводить» одно понятие из другого. На наш взгляд, 3. А. Астемиров справедливо указывает, что «вменяемость нельзя 100 рассматривать антигипотезои невменяемости» Среди опрошенных нами 300 студентов 5-го курса юридического факультета и 50 работников прокуратуры и суда 278 студентов и 43 работника прокуратуры и суда сформулировали различные варианты «зеркальных» определений вменяемости. Остальные затруднились дать определение понятия «вменяемость». Более того, 217 студентов и 39 работников прокуратуры и суда ошибочно утверждали, что вменяемость-невменяемость лица, совершившего деяние, предусмотренное Особенной частью Уголовного кодекса, определяется врачами-психиатрами (вариант — судебно-психиатрической экспертизой), что заведомо противоречит отечественному законодательству. Выше нами показана позиция Верховного суда Российской Федерации, в фундаментальном Курсе уголовного права также справедливо указывается, что «решение о признании человека вменяемым или невменяемым выносит суд»80. В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации от 17 марта 1992 г. прямо указывается, что акт судебнопсихиатрическом экспертизы о невменяемости, как и иное доказана тельство, подлежит оценке судом Характеризуя глубину переоценки следственной и судебной практикой значимости медицинского критерия в решении вопроса о вменяемости-невменяемости, действительного состояния судебнопсихиатрической практики в нашей стране, Р. И. Михеев достаточно обоснованно говорит о распространении «комплекса профессиональной неуверенности» как следствия недостаточного уровня подготовки юристов в этой области. Автор выдвигает рипотезу о формировании этой позиции под влиянием «пропаганды неправильных 103 взглядов» в отечественной уголовно-правовой литературе Следствием этого «комплекса» является тот факт, что среди исследованных нами материалах судебной практики не отмечено ни одного случая, когда суд признал вменяемым лицо, которому в ходе судебно-психиатрической экспертизы установлен (подтвержден) диагноз шизофрении (хронического психического расстройства), что подтверждает гипотезу Р. И. Михеева. Длительное время существует ошибочное представление, что вменяемость отсутствует «при психических заболеваниях»81. К сожалению, подобный глубоко ошибочный взгляд пропагандируется и в некоторых Комментариях к Уголовному кодексу Российской Федерации. В одном из них говорится, что «душевнобольные и страдающие психическим расстройством лица не способны осознавать фактическое или социальное значение своих действий или не способны руководить ими. Привлечение их к уголовной ответственности и применение к ним наказания было бы неоправданной жестокостью»82. Приводится и близкое по смыслу, но, на наш взгляд, также ошибочное утверждение: «Способность понимать не только фактическую сторону своих поступков, но и социальную их значимость и при этом сознательно руководить своими действиями свойственна 106 только психически здоровым и умственно полноценным людям» В труде, изданном под редакцией профессора А. И. Рарога, указывается, что «такая способность присуща лишь психически здоровым и умственно полноценным людям»83. Ошибочным является и утверждение: «вменяемость представляет собой отсутствие у лица психических расстройств, вследствие чего оно осознает фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководит ими»84. На наш взгляд, главным в решении рассматриваемого вопроса является основополагающее понимание того обстоятельства, что наличие (отсутствие) у субъекта психического расстройства (например, шизофрении, олигофрении, расстройства личности и др.) не обусловливает и не может обусловливать решение о его вменяемости или невменяемости. Главное — определение значимости влияния этого психического расстройства на осознанно волевой выбор (принятие-отрицание) социально приемлемого (социально негативного) поведения в уголовно значимой ситуации85, на осознание субъектом (полное или частичное) фактического содержания и социальной значимости (запретности) избранного варианта поведения и руководства им. Это отвечает букве и духу закона86. С. В. Бородин формулирует эту положение следующим образом: «При оценке заключений судебно-психиатрической экспертизы о совершении общественно опасного деяния в состоянии невменяемости существенно значение характера заболевания и связи мотивации с психическим расстройством, которое констатируется у лица, совершившего это деяние»87. Установление факта вменяемости-невменяемости относится только к компетенции суда. Полномочия судебно-психиатрической (судебно-наркологической, комплексной психолого-психиатри- ческой и др.) экспертизы не могут выходить за пределы профессиональных знаний врача по установлению диагноза и определению тактики лечения. Мнение психиатров-экспертов о вменяемости- невменяемости подсудимого не может являться для суда определяющим. А с точки зрения врачебной этики вынесение врачом суждения о вменяемости-невменяемости недопустимо /Задача врача, определяемая данной им клятвой Гиппократа, — помогать больному в любой ситуации, откликаться на его жалобы, а не выносить досудебный вердикт. Между тем на практике судебные психиатры постоянно нарушают врачебную этику в этой области. Следует согласиться с доктором К. Лиманом, который пишет: «Врач должен высказать перед судом свой взгляд на вменение поступка не с юридической, а с медицинской точки зрения, изложив его в популярной форме... Он дает техническое мнение, а не приговор, произнесение которого есть дело судьи». Вместе с тем К. Лиман указывает, что «врач... может избегать дачи ответа на вопрос о невменяемости»88. М. Гризингер, один из авторитетнейших психиатров XIX в., справедливо указывал, что «врач не должен судить о невменяемости, — об этом совершенно юридическом вопросе; если ему суд поставит подобный вопрос, врач должен уклониться от ответа; врач собственно должен отвечать на вопрос, есть ли в данном случае болезненное состояние, которое могло бы нарушить или действительно нарушило бы духовную жизнь вообще и в особенности уничтожило бы или более или менее ограничило бы или могло бы ограничить свободу действий»89. А. Ф. Кистяковский в конце XIX в. писал: «На эксперта возлагается обязанность изложить результаты своего исследования над данным субъектом и дать ответ на вопрос, не страдает ли субъект душевным расстройством. Но затем решение юридического вопроса о вменении, т. е. о признании или непризнании обвиняемого подлежащим ответственности и наказуемости, есть дело судьи. Разумеется, что факты, подмеченные психиатром, наблюдение и мнение его, составляют существенный материал при составлении судьей приговора, но настолько, насколько этот материал представляет сам по себе ценность, насколько доводы эксперта убедительны для судьи. Мнение врача относительно вменяемости субъекта не обязательно для судьи, потому что было бы ужасно,- если бы ответы врачей, часто столь плохие и противоречивые, имели решительное влияние на исход уголовных процессов»90. Иначе трактовал этот вопрос один из основоположников отечественной судебной психиатрии В. П. Сербский. Он указывал, что за юридическим содержанием термина способности к вменению скрывается понятие об известном психическом состоянии, определение которого доступно только врачу, а не судье91. Вместе с тем он писал: «Понятие душевной болезни и понятие невменяемости совпадают далеко не всегда, одно покрывается другим только в некоторых классических, строго определенных формах болезни»92. Наша попытка проанализировать развитие взглядов на вменяемость и невменяемость предпринята для того, чтобы, обосновывая соображения о содержании этого понятия, исходить именно из точного смысла самого закона. В настоящем исследовании мы опирались на континуум взглядов, определяющий методологию решения проблем невменяемости в уголовном праве. Исторически «вменение» прошло два периода: а) «физического вменения»; б) «нравственного вменения». В период «физического вменения» устанавливались виновность и наказуемость действий, совершенных «физическими силами субъекта, без углубления в нравственную сторону противозаконного действия, без решения вопроса, участвовала и насколько участвовала воля субъекта в совершении этого действия и его последствий». Таким образом, первоначально уголовное право было основано только на вменении физическом. Физическое вменение является не только одним из моментов исторического развития вменения вообще, но вместе с тем оно составляет также «первый момент и логического процесса его развития. Наш ум, чтобы дойти до вменения нравственного, должен сначала установить вменение физическое, иными словами: прежде необходимо решить вопрос, кто был физический виновник деяния, носящего признаки преступления, чтобы затем перейти к решению вопроса о том, участвовала ли и насколько воля в совершении известного деяния, запрещенного под страхом наказания»117. Позже вменение физическое дополнилось вменением нравственным. К его прежнему составу отнесения действия на счет физической деятельности лица и вменения его только на этом основании присоединились новые элементы — отнесение действия,, кроме того, и на счет нравственной деятельности и вменение в уголовную вину только тех деяний, которые были результатом умышленного «хотения» субъекта. С переходом вменения на эту ступеньку развития вменяемость сократилась вследствие того, что физическое вменение несравненно шире нравственного. Становление в уголовном праве нравственного вменения привело к тому, что многие деяния, которые прежде подвергались наказанию по началам вменения физического, стали относиться к ненаказуемым, вследствие невменяемости лица, их совершившего. Шолтен (Scholten) по этому поводу писал: «Под свободной волей понимается возможность в данную определенную минуту жизни хотеть или не хотеть чего-нибудь, что кажется возможным нашему разуму. Волю называют свободной потому, что человека считают свободным, т. е. независимым от каких бы то ни было внешних и внутренних причин в то время, когда он чего- нибудь хочет или не хочет»93. А. Ф. Кистяковский считал: «Отношение воли субъекта к совершенному им действию и его последствию — существенно необходимый признак преступления... столь необходимый, что при отсутствии его деяние, как бы оно ни было вредно, может быть только по внешней форме тождественно с преступлением, но по своему внутреннему содержанию не иметь с ним ничего общего. Только то правонарушение считается преступным и наказуемым, которое совершено субъектом по своей воле, словом, с желанием именно его совершить. Под волею, придающей своим участием известному правонарушению характер преступления, разумеется воля нормального человека... не страдающего каким-нибудь расстройством душевных 117 Кистяковский А. Ф. Указ. соч. С. 386. 11®DerfreiWille. 1879. №11. С. 1 (цит. по: Кистяковский А. Ф. Указ. соч. С. 386). способностей... Умственный процесс отыскания и открытия в каждом случае участия таковой воли называется вменением... Вменение предполагает существование общей вменяемости человеку его действий»"9. Невменяемость признавали многие уголовно-правовые учения того времени. Но в объяснении ее сути они радикально расходились. Многообразие этих учений, старавшихся каждое со своей точки зрения объяснить суть вменяемости и невменяемости, можно свести к двум основным школам: а) школе индетерминистов; б) школе детерминистов. Представители школы индетерминистов полагали, что человек обладает свободной, «ничем вообще не определяемой волей, что он желает того или другого потому, что он хочет так, а не иначе желать, словом, желает без мотивов. Следовательно, так как человек одарен свободною волей и так как преступник совершает запрещенное под страхом наказания действие совершенно свободно, имея полную возможность его не совершать, то он и должен нести ответственность за свои преступные действия, к совершению которых никто его не принуждает». Индетерминисты в такой мере полагали признание свободной воли необходимым элементом общей вменяемости, что действие без мотивов считали «отрицанием самого разума и основания уголовного права, частного уголовного вменения». Напротив, представители школы детерминистов утверждали, что человек «одарен волею непроизвольною, но определяющеюся известными причинами, лежащими как в нем самом, так и вне его, но во всяком случае от него не зависящими, и что, следовательно, он не может желать того или другого, так или иначе, по своему произволу, свободно и независимо, а всегда желает по известным причинам, или, другими словами: каждое желание человека есть продукт сложных причин и мотивов, хотя действующих в нем самом, но не состоящих в его исключительной власти». Признавая в человеке волю, «определяемую к выбору того или другого действия известными мотивами, детерминисты указывали различные основания вменяемости человека за его действия. Одни из них видели ее в общей обязанности каждого сообразовываться с общепринятыми понятиями о правом и неправом, отступление от которой требует употребления принудительных мер, чему служит наказание, для поддержания стойкости этих понятий». Другие усматривали «в угрозе самого уголовного закона и в осуществлении этой угрозы тот мотив, который должен прессировать на человеческую волю и отклонять ее от преступления, как вредного для общества и частных лиц действия». Третьи основывали вменяемость на необходимости «признанием и осуществлением ее охранять основные принципы общежития, общую и частную безопасность; для них важен не процесс происхождения преступной воли, а защита их самих от результатов преступной воли». Детерминисты, подобно индетерминистам, указывали следующее основание вменяемости: «Преступление есть действие, вредное для безопасности и благосостояния, для развития и преуспевания общества и частных лиц, для ненарушаемого и свободного пользования правами всевозможного вида. Необходимость сохранения этих основ общежития и заставляет государство принимать меры в виде наказания против их нарушителей, иными словами, уста- 120 навливает ответственность и вменяемость» Понимание, равно как и непонимание, причин и сущности психических расстройств (как наиболее часто встречающейся в судебно-следственной практике причины, определяющей невменяемость94) в различные историко-правовые эпохи определяло одновременное появление и существование подчас противоположных уголовных норм по отношению к душевнобольным, совершавшим общественно опасные деяния95. Длительное время психические расстройства рассматривались либо как проявления гнева богов, либо как терзания души человеческой нечистыми духами. Древние греки, евреи, индусы считали сумасшествие наказанием за неповиновение своим родителям. Но уже в древних законодательных памятниках психические расстройства стоят в числе причин, исключающих вменение. В древних законодательствах, например в Дигестах Юстиниана (VI в.), содержались указания об освобождении безумных от наказания за убийство («Достаточно, что он наказан своим безумием»)96. Ряд античных законодательных актов основан на работах Гиппократа, сумевшего разглядеть в сумасшествии болезнь телесного организма за 400 лет до Рождества Христова. К сожалению, позже его исследования потонули в мраке средневековых воззрений, когда некоторые формы сумасшествия принимали или за произведение неких нечистых сил, или за порождение греховности вообще. Такой взгляд на психические расстройства не мог не оказать влияния на средневековое уголовное право, когда выделяли три группы психических расстройств: а) определяющие невменяемость — sanitas mentis (например, резко выраженное слабоумие); б) «греховные», которые вменяемость не только не исключали, а, наоборот, предопределяли, ибо в этих случаях признаки психического расстройства и признаки преступления вследствие незнания признаков (симптомов) душевных болезней совпадали (например, «демономаны», склонные к галлюцинаторно-бредовым расстройствам с религиозно-мистическим содержанием, относились в средневековье к категории самых опасных преступников и подлежали самым жестоким и устрашающим пыткам и мучительной казни на костре); в) не исключающие вменяемость, в случае совершения субъектом преступлений против императора, членов его семьи, государства, должностных лиц, религии, а также некоторых других преступлений (отцеубийства и др.), но определяющие невменяемость при совершении краж и иных деяний (например, «падучая» — эпилепсия)97. Еще в середине XVIII в. в Западной Европе душевнобольные осуждались и наказывались, как и здоровые люди. А. Ф. Кистяковский приводит пример обращения с душевнобольными в тюрьмах Англии: «Больного заставляли пройтись по комнате, пол которой проваливался, а под ним была устроена горячая, так называемая подпольная, ванна, в которую больной падал совершенно неожиданно, причем обжигался до полусмерти и едва не захлебывался кипят- 125 КОМ» . Перед судом не вставала проблема, осознал ли подсудимый свое деяние, признаваемое преступным, был ли способен руководить своими действиями. Согласно существовавшему в то время спиритуалистическому учению, безумие рассматривалось как болезнь души, а безумный — как человек, который заблуждается. «Раз установивши законы, легко понять, каким образом человек, т. е. душа его, переходит из состояния здоровья в состояние болезни. Когда одна наклонность разовьется до степени господства над другою, она заслуживает и получает имя страсти. Страсть, энергическая и неукротимая по своей природе, стремится к своему предмету; разум, медленный в своих движениях, не всегда имеет власть умерить ее, и человек, попавший в плен страсти, делается или преступником, или безумным. Он есть преступник, если страсть, постепенно развиваясь, оставляет место для размышления; ибо человек, одержимый страстью, пока сохраняет присутствие ума, ответственен за свои действия; он, чтобы удовлетворить свою страсть, сознательно разрушает преграды, которые ему противопоставляют мораль и общество. Но когда рассудок уничтожит присутствие ума, тогда человек, одержимый страстью, не есть более преступник: он есть безумный. Следовательно, безумие — страсть без присутствия разума и, следовательно, без ответственности»98. Но постепенно начинало превалировать убеждение, что помешательство не имеет ничего общего со сверхъестественными силами, и возникло представление о материалистической — соматической (на языке римского права soma — тело) -природе этого состояния. Цивилизованное понимание психических болезней, гуманное отношение к душевнобольным — дело новейшего времени, когда в конце XVIII в., благодаря трудам Ф. Пинеля99 и его ученика Ж. Эскироля, возникла психиатрическая наука в ее современном представлении100. Эти и другие авторы на границе XVIII и XIX вв. способствовали становлению не только учения о психических расстройствах, но и собственно понятию невменяемости. Согласно материалистическому учению конца XVIII в., психическое расстройство — телесная болезнь, симптомами которой являются галлюцинации, бред, «неправильное» поведение. Из этого положения, на наш взгляд, можно было сделать вывод о том, что у телесной болезни есть начало и есть конец, преступление могло быть совершено как до начала болезни и появления бреда, галлюцинаций, так и после. В головном мозге может происходить последовательно (сменяя друг друга) и нормальная, и болезненно измененная психическая деятельность. Таким образом, из материалистического понимания душевных болезней проистекала правовая проблема «светлых промежутков» (на языке римского права — lucida intervalla). Ряд правоведов, например, немецких и итальянских, высказывали ошибочное мнение о невменяемости преступников, совершивших деяния в «светлые промежутки», так как у них не исчезало психическое расстройство. Но большая часть правоведов считали из того, что в период «светлого промежутка» человек, совершивший преступное деяние, вменяем. Так, в п. 2 ст. 63 Ганноверского кодекса о «светлых промежутках» говорится, что такое состояние служит основанием, смягчающим, но не исключающим наказание за умышленное преступление, в этом состоянии совершенное. Правоведы справедливо указывали, что психические расстройства «являются в самых разнообразных формах и видах. Уголовному праву нет никакого дела до той или иной формы душевных болезней, до их отличительных патологических признаков; для него важны только те признаки болезней, которые обозначают расстройства психической стороны человека и которые доказывают состояние невменяемости субъекта. Рационально поступают те уголовные кодексы, которые, избегая упоминания об особенных видах душевных болезней, говорят только вообще о душевных болезнях, уничтожающих состояние вменяемости»101. Французский уголовный закон 1810 г., действовавший до 1 сентября 1993 г., одним из первых в истории уголовного законодательства исключил уголовную ответственность в отношении лиц, которые совершили общественно опасные деяния на фоне психического расстройства. В ст. 64 данного кодекса говорится: «Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия (demence)» 30. На наш взгляд, термины «demence» и «безумие», означают далеко не одно и то же, составители кодекса имели в виду, вероятно, расстройство интеллектуальных способностей, что вполне соответствовало тогдашнему представлению о безумии102. Таким образом, первым появился медицинский критерий невменяемости, весьма несовершенный и недостаточно дифференцированный. В немецких уголовных кодексах (ст. 120 Баварского, ст. 125 Ольденбургского, ст. 67 Саксонского 1838 г., ст. 83 Ганноверского, ст. 67 Саксен-Альтен-бургского, ст. 30 Брауншвейгского, ст. 97 Вюртембергского, ст. 37 Гессенского, ст. 71 Баденец го,, ст. 62 Тю- рингского, ст. 87 Саксонского 1855 г., ст. 51 Общегерманского 1871 г.) указываются следующие признаки состояния невменяемости: а) потеря свободного употребления рассудка; б) слабоумие, вследствие которого лицо не в состоянии обсуждать последствия своих действий и понимать их наказуемость; в) состояние полной бессознательности; г) помрачение сознания; д) уничтожение сознания наказуемости деяния; е) состояние, в котором не достает свободы или произвола действий или которое исключает свободное определение воли. Указывались следующие формы душевных болезней, исключающих вменяемость: сумасшествие, безумие, слабоумие, полное расстройство чувств и разума (вероятно, подразумевался аффект. — Авт.), меланхолия (вероятно, подразумевалась депрессия, ибо собственно меланхолия не может определять невменяемость. — Авт.)103. В Бельгийском уголовном кодексе 1867 г., Голландском уложении 1881 г., Норвежском уложении 1902 г. так же, как во французском уголовном законе 1810 г. и в немецких кодексах104 для определения невменяемости использовался только медицинский критерий. Так называемый психологический критерий невменяемости был предусмотрен в Итальянском УК 1930 г., ст. 88 которого указывает: «Не является вменяемым тот, кто во время совершения действия находился вследствие болезни в таком душевном состоянии, что была исключена способность понимать и желать». Этот критерий предусмотрен и в Швейцарском УК 1937 г. (с изменениями от 5 октября 1950 г.). Согласно ст. 10 Швейцарского уголовного закона, налицо невменяемость, если виновный ко времени совершения деяния находился в состоянии душевной болезни, слабоумия или тяжелого расстройства сознания, когда вследствие этого состояния лицо не может осознавать неправомерность своего деяния либо руководить своими действиями105. Статья 122-1 ныне действующего Уголовного кодекса Франции гласит: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое в момент совершения деяния находилось в состоянии психического или нервно-психического расстройства, лишившего его способности осознавать или контролировать его действия»135. Таким образом, формулировка невменяемости наиболее точно и полно отражает два критерия невменяемости: медицинский — наличие психического или нервно-психического расстройства и психологический — отсутствие способности осознавать или контролировать свои действия. Вместе с тем перечень психических и нервно- психических расстройств не дается, что делает определение неполным. В § 20 УК ФРГ сказано: «Без вины действует тот, кто при совершении деяния, вследствие болезненного психического расстройства, глубокого расстройства сознания, слабоумия или другого тяжелого психического отклонения, не способен осознать противоправность деяния или действовать с сознанием их противоправности»136. Таким образом, указываются два критерия невменяемости — наличие психического расстройства и неспособность осознавать противоправность деяния или действовать с осознанием его противоправности. Отметим, что глубокое расстройство сознания может быть, например, в состоянии гипнотического воздействия, аффекта, наркотического и алкогольного опьянения. Поэтому в судебной практике ФРГ глубокое расстройство сознания трактуется достаточно свободно. Понятие невменяемости по Уголовным кодексам Австрийской республики и Швейцарии близко к таковому в ФРГ. Параграф 11 УК Австрии гласит: «Кто при совершении деяния вследствие психической болезни, слабоумия, глубокого расстройства сознания или вследствие другого тяжелого психического отклонения, равноценного одному из этих состояний, не способен осознавать противоправность своего деяния или действовать с сознанием противоправности, тот действует без вины»106. По УК Швейцарии признание лица невменяемым также обусловлено двумя критериями: медицинским и психологическим. Первый предполагает три группы психических расстройств: душевную болезнь, слабоумие или тяжкое помутнение сознания. Психологический критерий выражается в неспособности лица осознавать противоправность сроего преступного деяния или действовать с сознанием такой противоправности107. Согласно ст. 21 УК Испании, не подлежит уголовной ответственности тот, кто: 1) «во время совершения уголовного деяния по причине какого-либо психического отклонения или нарушения не мог осознавать противоправности совершаемого им деяния либо руководить своими действиями»; 2) «во время совершения преступления находился в состоянии сильного алкогольного отравления, под действием токсических или одурманивающих наркотических средств, психотропных или других веществ, не имел намерения совершить преступление или не предвидел и не должен был предвидеть возможности его совершения»; 3) «страдает психическими нарушениями, сопровождающимися неспособностью осознавать 139 действительность, с рождения или с детства» В УК Швеции общее понятие невменяемости отсутствует. Вместе с тем, кодекс содержит ряд положений, относящихся к случаям совершения общественно опасных деяний лицами, страдающими психическими расстройствами. Так, ст. 6 гл. 30 УК Швеции гласит: «Лицо, которое совершает преступление под влиянием серьезного психического расстройства, не может быть приговорено к тюремному заключению». Понятие «серьезного психического расстройства» ^ 140 уголовный закон не раскрывает Норма об освобождении от ответственности лиц, совершивших деяние, предусмотренное уголовным законом, существовало еще в англосаксонском праве начала XIV в. и в Уголовном уложении Карла V 1532 г. — «Каролине»108. В англосаксонской (прецедентной) правовой системе правовые предпосылки невменяемости издавна сформулированы неопределенно. В современном варианте они изложены в правилах Макнатена (MacNaghten Rules), сформулированных королевскими судьями более 150 лет назад, в 1843 г. Они названы именем некоего Д. Макнатена, который, страдая психическим расстройством с нарушением мышления (бред преследования), совершил попытку убийства своего «преследователя» — премьер- министра Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Р. Пила, но по ошибке убил его секретаря, приняв его за премьер-министра. Суд признал Д. Макнатена невменяемым. В результате обсуждения материалов этого дела в Палате лордов английского парламента были сформулированы 15 абстрактных правил, определяющих границы вменяемости. Смысл этих правил сводился к следующему: «Для защиты на основании невменяемости должно быть точно доказано, что во время акции у подсудимого был такой дефект разума вследствие душевной болезни, что он не понимал природу и свойства (nature and quality. — Авт.) совершаемого им; либо, если он понимал это, то не знал, что поступает неправильно (wrong. — Авт.)»109. По этим правилам невменяемость определяется интеллектуальным признаком психологического критерия (способность осознавать), а волевой признак (способность руководить своими действиями) отсутствовал110. В ряде штатов США правила Макнатена были дополнены доктриной «непреодолимого импульса», суть которой состоит в том, что лицо под воздействием непреодолимого импульса, который вызван психическим расстройством, не может контролировать свои действия, хотя и осознает, что поступает неправильно, признается невменяемым. В данном случае усилен волевой признак психологического критерия. Доктрина «непреодолимого импульса» была использована, например, по делу Дж. Хинкли, который совершил покушение на убийство экс-президента США Р. Рейгана. Признание Дж. Хинкли невменяемым показало ошибочность этой доктрины, ибо она позволяет людям, страдающим отсутствием контроля над собой, избежать уголовной ответственности. В ряде штатов США сформулирован еще один прецедент невменяемости, так называемое правило Дурхэма (Нью-Гемпшир, 1869 г.), согласно которому лицо признается невменяемым, если его противоправное деяние явилось «продуктом», психического расстройства. Этот прецедент наиболее близок к медицинскому критерию невменяемости111. Согласно п. 1 ст. 4.01 Примерного УК США 1$62 г., «лицо не несет уголовной ответственности за преступное поведение, если во время осуществления такого поведения оно вследствие психической болезни или неполноценности лишено в существенной степени способности отдавать себе отчет в преступности своего поведения или согласовывать свое поведение с требованиями закона»112. Согласно § 30.05 УК штата Нью-Йорк, «лицо не несет уголовной ответственности за поведение, если во время его осуществления оно вследствие психической болезни или неполноценности лишено в существенной степени способности знать или оценивать а) характер и последствия такого поведения, либо б) что такое поведение было неправильным»113. Таким образом, невменяемыми могут признаваться лица с дефектами в когнитивной сфере, а также допускается вообще не принимать во внимание эмоционально-волевые расстройства114. Согласно § 314 УК штата Пенсильвания, невменяемым считается тот, кому в результате психического расстройства или неполноценности «недостает в значительной степени способности либо оценить неправильным свое поведение, либо согласовать свое поведение с требованиями закона»115. В уголовном законодательстве США наиболее значимо, на наш взгляд, то обстоятельство, что подсудимый и его адвокат должны доказывать невменяемость подсудимого. Однако обвинение может представить доказательства, подвергающие сомнению факт невменяемости подсудимого в момент совершения деяния. Вынесение вердикта «Не виновен по причине невменяемости» влечет направление лица в психиатрическое учреждение закрытого типа, режим которого практически не отличается от тюремного. В связи с этим ссылка обвиняемых на невменяемость — достаточно редкое явление в судебной практике США116. Следует отметить, что опыт наших стажировок в США и Великобритании, анализ собственно англоязычной, а также переведенной юридической литературы свидетельствуют о том, что русский юридический язык несравненно богаче, тоньше, корректней. Американцы, англичане часто словом, созвучным с нашим термином, описывают совсем другое понятие. Российские филологи-переводчики, к сожалению, весьма путаются не только в англоязычной юридической терминологии, но и в русскоязычной. Первые упоминания о душевнобольных в отечественном законодательстве относятся к XII в. В главе «О завещании» Судного закона князя Владимира Мономаха содержалось указание об исключении «бесных» из числа свидетелей117. На основе собственного изучения этнопсихиатрии мы вправе предположить, что под «бес- ными» подразумевались не только «бесом одержимые», т. е. страдающие психической болезнью с религиозно-мистическим бредом, но и иные душевнобольные. Первое известное освидетельствование лица в рамках отечественного уголовного судопроизводства относится к 1690 г., когда экспертизе был подвергнут некто, называвший себя сыном Ивана Грозного (вероятно, неизвестный страдал хроническим психическим расстройством с бредом величия. —Лет.)118. В «Новоуказные статьях о тать бах, разбойных и убийственных делах» (ст. 79) к Соборному уложению царя Алексея Михайловича 1649 г. сказано, что если «бесный убьет», то «не повинен есть смерти»119. Это положение дает основание говорить, что в России в XVII в. уже существовало понятие невменяемости, но о лечении таких лиц в законе не говорилось. Психическое расстройство могло служить основанием не только к освобождению от уголовной ответственности, но и к индивидуализации наказания, на что указывают «Воинские артикулы» 1716 г. Так, в толковании к артикулу 195 указано, что «наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма отстраняется, если кто... в лишении ума воровство учинит»120. Однако отечественная судебная практика XVIII в. приводит и целый ряд случаев осуждения заведомо душевнобольных к смертной казни, к пожизненному или дли- 154 тельному тюремному заключению 23 апреля 1801 г. вышел Указ Александра I «О не придании суду поврежденных в уме людей и учинивших в сем состоянии смертоубийство». В Указе говорилось, что «удостоверять» таких лиц следует через полицию и врачебную управу, а далее направлять «в дома для безумных»121. В 1803 г. при Министерстве внутренних дел было создано «высшее в государстве врачебно-учетное место» с целью решения вопросов «по медицинской части» и разрешения «встречающихся в практике затруднений». Впоследствии, в 1835 г., этим подразделением Министерства внутренних дел были разработаны «правила удостоверения в сумасшествии и выздоровлении от оного»122. Термин «невменяемость» появился в российской научной литературе в XIX в., но, что интересно, правоведы его употребляли не в отношении лиц, совершивших преступления, а в отношении самих деяний. Все противоправные действия классифицировались — на вменяемые преступления и невменяемые деяния. Г. Солнцев, автор курса «Российское уголовное право» 1820 г., рассматривал «невменяемость содеянного в преступлении» при наличии следующих обстоятельств: психической неполноценности, законной обороны и малолетства123. В Своде законов уголовных 1832 г. говорилось о том, что «преступление, учиненное в безумии и сумасшествии, не вменяется в вину». Это положение относилось как к преступлениям против жиз ни, так и к другим преступлениям (в Соборном уложении речь шла только о преступлении против жизни). Под безумием понималось «отсутствие здравого рассудка с младенчества» (ст. 365 Свода законов 1857 г.). Сумасшествие — безумие, происходящее от «случайных причин, которое, словом, составляет болезнь, доводящую иногда до бешенства» (ст. 366 Свода законов 1857 г.). Таким образом, различие между безумием и сумасшествием состоит не в роде бо- 158 лезни, а только в моменте ее происхождения 18 февраля 1835 г. вышел Указ Государственного совета, в котором впервые был установлен порядок судебно-психиатрического освидетельствования лиц, совершивших убийство или покушавшихся на него. Позднее этот порядок вошел в ст. 49 Свода законов Российской империи 1845 г.124 В первом руководстве по уголовному праву 1841 г., автором которого был «учитель русских криминалистов» С. И. Барышев, термин «невменяемость» не использовался вообще125. В ст. 95, 96, 97 отечественного Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. и в п. 3 ст. 10 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, формулируется невменение в вину «преступления, совершенного безумным от рождения или сумасшедшим», когда это лицо в момент совершения преступного деяния не могло осознавать его противозаконность. В ст. 95 назывались хронические психические заболевания и «врожденное слабоумие»; в ст. 96 — временные психические расстройства; в ст. 97 — совершенно разнородные заболевания как хронического, так и временного характера при наличии такого неясного психологического критерия, как «действие без надлежащего разумения»126. В законе указывались также «припадки болезни, приводящие в умоисступление и совершенное беспамятство», как причины, по которым совершенные преступления и проступки не вменяются в вину субъекту, их совершившему. Что такое болезни, приводящие в «умоисступление и совершенное беспамятство», российский уго- ловный закон не объяснял. Можно предположить, что под ними подразумевались так называемые соматопсихические расстройства (например, постродильный психоз и др.). Уложение требовало, чтобы в каждом конкретном случае было доказано, что лицо по состоянию своему во время совершения преступного деяния не могло «иметь понятия о противозаконности и о самом свойстве» своего деяния. Таким образом, законодатель признавал существование у лиц, страдающих психическими заболеваниями, так называемых «светлых промежутков». 4~- Это означает, что по закону недостаточно было того, чтобы данный субъект был вообще признан сумасшедшим, но требовалось, чтобы безумный и сумасшедший «в то время», т. е. во время совершения преступления, не имел понятия о противозаконности и о самом свойстве своего деяния. Вследствие этого положения уголовного закона о невменении преступлений, совершаемых душевнобольными, были сформулированы так, что они заключали в себе не перечень различных родов душевных болезней или различных «признаков и припадков», а выражение той истины, что всякое психическое расстройство, уничтожающее в субъекте состояние вменяемости, служит основанием и причиною, исключающими наказуемость субъекта, совершившего в этом состоянии преступление. Общее положение закона заключалось в том, что преступление, учиненное сумасшедшим, не вменялось ему в вину только в том случае, когда не было сомнения, что лицо по состоянию своему в то время не могло иметь понятия о противозаконности и о самом свойстве своего деяния. Кассационный сенат признавал необходимым требовать, «чтобы при каждом новом преступлении, совершенном лицом, хотя бы и признанным однажды сумасшедшим, вопрос о невменяемости подобного преступления был возбужден вновь, независимо от прежнего освидетельствования сумасшедшего». В воспоминаниях А. Ф. Кони приводятся примеры постановки судами перед экспертами подобных вопросов начиная с середины XIX в.127. Что касается первичного, по отношении к невменяемости, понятия вменяемости, то основным ее критерием авторы Уложения назвали «познавательную способность», вкладывая в это понятие сле дующее: уголовной ответственности подлежит только то лицо, которое «разумеет свои действия и понимает противозаконность и наказуемость их»128. В 1847 г. Г. Г. Блосфельд в первом судебно- медицинском пособии для юристов рассматривал вменяемость как «состояние человека, когда он подвергается ответственности перед законом в своих действиях и поступках»129. Выдающийся русский юрист Н. С. Таганцев дал оригинальное обоснование понятий вменяемости и невменяемости. Вменяемость он отождествлял с дееспособностью, а невменяемость рассматривал как «отрицательную сторону вменяемости» и как состояние, в котором «человек утрачивает способность ко вменению»130. Достаточно точно понятие невменяемости дано в ст. 39 Уголовного уложения 1903 г.: «Не вменяется в вину преступное деяние, учиненное лицом, которое во время его учинения не могло понимать свойство и значение им совершенного или руководить своими поступками вследствие болезненного расстройства душевной деятельности, или бессознательного состояния, или же умственного недоразвития, происшедшего от телесного недостатка или болезни»131. Н. Д. Сергеевский наиболее полно описал понятие невменяемости после принятия Уголовного уложения 1903 г. Под вменяемостью он понимал свойство субъекта как признак состава преступления, который выступает условием уголовной ответственности. Состояние вменяемости ученый связывал со способностью понимать закон и поступать в соответствии с его требованиями: «Для индивидов, не способных к этому, закон не писан». К таким лицам он относил малолетних и лиц с различными психическими расстройствами, которые лишают лицо способности понимать закон как руководство к деятельности132. Ни в одном из законодательных актов, относящихся к 1917 г., уголовная ответственность не ставилась в прямую непосредственную связь с вменяемостью как обязательной ее предпосылкой. В на чале июня 1918 г. Народный комиссар юстиции издал специальную инструкцию «Об освидетельствовании душевнобольных»133. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г., ставшие по сути своей первой кодификацией советского периода, в ст. 14, разработанной юристами, принадлежавшими к российской уголовноправовой школе, воспроизвели дух Уголовного уложения, предписав, что «суду и наказанию не подлежат лица, совершившие деяния в состоянии душевной болезни (в Соборном уложении — в состоянии безумия и сумасшествия. — Авт.) или вообще $ таком состоянии (в Уложении о наказаниях — в состоянии умоисступления. — Авт.), когда совершившие его не отдавали себе отчета в своих действиях, а равно и те, кто хотя и действовал в состоянии душевного равновесия, но к моменту приведения приговора в исполнение страдает душевной болезнью. К таковы лицам применяются лишь лечебные меры и меры предосторожности»134. На наш взгляд, важным в этом определении является переход от термина «преступление» к термину «деяние»135. Следует согласиться с мнением О. Д. Ситковской136, что в целом формулировка Руководящих начал представляется менее удачной, чем формулировка Уголовного уложения: понятие «не отдавали себе отчета» менее конкретно, чем «не могли понимать свойство и значение совершенного». В Руководящих началах вообще отсутствует волевой элемент характеристики невменяемости (т. е. невозможность руководить своими поступками)137. Используемое выражение «душевное равновесие» ни в какой мере не соответствует обозначаемому им понятию вменяемости. В Руководящих началах точно не указано на хроническое психическое расстройство и временное пси хическое расстройство, как это сделано позже в Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. и основанных на них уголовных кодексах союзных республик, а говорится о «состоянии душевной болезни» и «вообще о таком состоянии, когда лицо не отдавало себе отчета в своих действиях». Кроме того, в Руководящих началах 1919 г. ничего не сказано о расстройствах воли, т. е. о состоянии, когда обвиняемый не мог руководить своими действиями. Таким образом, в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. медицинский и психологический критерии невменяемости не были четко сформулированы. Указывалось на исключение уголовной ответственности при душевных заболеваниях, но указания были настолько общими, что при любой душевной болезни можно было исключить вменяемость независимо от характера и степени заболевания. Психологический критерий «не отдавали себе отчета в своих действиях» относился не к психическому расстройству, а к любому состоянию, т. е. открывал безграничные возможности произвольных толкований. Более четкие критерии невменяемости были даны в ст. 17 УК РСФСР 1922 г.: «Наказанию не подлежат лица, совершившие преступление в состоянии хронической душевной болезни, или временного расстройства душевной деятельности, или вообще, в таком состоянии, когда совершившие его не могли отдавать себе отчета в своих действиях, а равно и те, что хотя и действовали в состоянии Душевного равновесия, но к моменту вынесения или приведения приговора в исполнение страдают душевной болезнью. К таковым лицам могут применяться лишь меры социальной защиты, указанные в ст. 46 Уголовного кодекса. Действие этой статьи не распространяется на лиц, которые привели себя в состояние опьянения для совершения преступления». В этой статье медицинский критерий дан уже более полно: указаны «хроническая душевная болезнь» и критерий. —Авт.). В ст. 10 УК Украинской ССР было внесено, на наш взгляд, принципиальное уточнение. В ней речь шла не о «совершении преступления невменяемым лицом», а о совершении таким лицом «общественно опасного деяния»140. Уголовные законы РСФСР 1922 и 1926 г., по мнению О. Ф. Шишова141, исходили из предположения, что нарушение осознания фактического содержания и социальной значимости (запрет- ности) избранного варианта поведения и руководства им, не устраняют уголовную ответственность, а лишь определяют ее форму в виде специфических (принудительно-медицинских) мер социальной защиты, т. е. существовало две формы репрессии: меры социальной Защиты судебно-исправительного характера и меры социальной защиты медицинского характера. В уголовном законе178 отсутствовали термины «вменяемость» и «невменяемость», что, на наш взгляд, является не оправданным. В научных работах многие ученые также не употребляли термины «вменяемость» и «невменяемость». С. И. Тихоненко в работе, опубликованной в 1927 г., по существу отказался от понятий вменяемо- 179 сти и невменяемости как категории уголовного права Отход от специфических «мер социальной защиты» в отношении душевнобольных произошел по мере восстановления законности, попранной в ходе революции, гражданской войны, «красного террора», исчезновения правового романтизма первых декретов советской власти по борьбе с преступностью, как «пережитка капитализма». С конца 30-х до начала 40-х гг. в уголовно-правовой литературе вновь начинают появляться термины «вменяемость» и «невменяемость». Вместе с тем снова тиражируется абсолютно неверное представление о том, что «закон наказывает только душевно здоровых людей»180. Мы считаем его неверным по двум обстоятельствам. Во- первых, наличие психического расстройства не определяет невменяемость, чему можно привести множество примеров из судебной практики. Так, вменяемым было верно признано лицо (госслужащий, юрист по специальности), страдающее около 8 лет шизофренией (бред преследования со стороны КГБ при СМ СССР), когда оно совершило должностное преступление (служебный подлог) по корыстным мотивам181. Во-вторых, по мнению Всемирной организации здравоохранения, здоровье — состояние физического, душевного и социального благополучия, а не состояние отсутствия болезни. После принятия в 1958 г. Основ уголовного законодательства СССР и союзных республик, вытекающих из них норм республиканского кодекса (ст. 11 УК РСФСР), в уголовном законе по-прежнему умалчивалось о первичном понятии «вменяемость» и формулируется вторичное — «невменяемость». В ст. 11 Основ уголовного законодательства СССР и союзных республик и в ст. 11 УК РСФСР 1960 г. говорилось: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т. е. не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия или иного болезненного состояния. К такому лицу по назначению суда могут быть применены принудительные меры медицинского характера. Не подлежит наказанию также лицо, совершившее преступление в состоянии вменяемости, но до вынесения судом приговора заболевшее душевной болезнью, лишающей его возможности отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими. К такому лицу по назначению суда могут быть применены принудительные меры медицинского характера, а по выздоровлении оно может подлежать 182 наказанию» Нам представляется обоснованным положение, высказанное О. Д. Ситковской: «В целом это определение представляется адекватным. В частности, оправданно использование слова “состояние”, поскольку речь идет о комплексной характеристике психической деятельности субъекта в конкретный период времени. Это понятие позволяет выделить характеристику эмоциональных, познавательных и поведенческих аспектов в ограниченный отрезок времени, выделить интеллектуальный и волевой элементы психического состояния субъекта, позволяющие разграничить его вменяемость и 183 невменяемость в отношении конкретного деяния» Позже Р. И. Михеев на основе проведенного им анализа действующего правового регулирования проблемы предложил определение вменяемости. Вменяемость, по мнению Р. И. Михеева, может рассматриваться как способность человека по своему психическому состоянию осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими ко времени совершения преступления. Значимость этого определения, на наш взгляд, так велика, что можно не обращать внимания на малозначительные шероховатости: «Вменяемость отражает не только юридическую характеристику субъекта, но и его политическую, иравст- 184 венно-этическую и социально-психологическую характеристики» Вменяемость, на наш взгляд, не может характеризоваться местом человека на социальной лестнице. Но главная неточность автора заключается в том, что невменяемость, как мы указывали раньше, — понятие вторичное по отношению к первичному понятию вменяемости. Разработчики Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г. (ст. 14) восприняли пожелания авторов модельного закона в отношении понятия невменяемости, использовали термин «неспособность осознавать», но не оценили значения введения термина «вменяемость» (облигатного признака субъекта преступления) в уголовный закон. Данный законодательный акт должен был заменить Основы 1958 г., но в связи с распадом СССР так и не вступил в законную силу. В проекте УК Российской Федерации 1992 г.185 также отсутствовало понятие «вменяемость», а в характеристике невменяемости предлагалась корректура: «осознавать значение своих действий (вариант — опасность)». В отношении причин невменяемости предлагалось использовать «психические заболевания» вместо «душевные болезни». Проект УК Российской Федерации, опубликованный в 1994 г.186, был знаменательным в истории отечественного права по многим обстоятельствам. В рамках рассматриваемых нами проблем этот проект уголовного закона впервые в истории отечественного уголовного права предусмотрел понятие «вменяемость». К сожалению, в действующем отечественном законодательстве отсутствует самостоятельная норма, формулирующая понятие вменяемости, хотя есть положение о ней как об одном из общих условий уголовной ответственности187. Нам трудно признать это логичным и верным, а анализ проблемы приводит к выводу о необходимости принципиального пересмотра данной позиции. 1,4 Уголовный закон. Опьгг теоретического моделирования. С. 66. 1М Преступление и наказание. Комментарий к проекту Уголовного кодекса России / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой и А. В. Наумова. М., 1993. С. 31. 1М Уголовный кодекс Российской Федерации (Общая часть). М., 1994. С. 21. 117 Содержание соответствующей нормы проекта сохранено, но в определении невменяемости (ст. 21 УК РФ) вместо «вредность» используется «опасность». Вместе с тем в УК Российской Федерации совершенствуется формула невменяемости. В ч. 1 ст. 21 УК Российской Федерации указывается, что «не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т. е. не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики». Приведена понятная и точная формулировка — «фактический характер и общественная опасность своих действий (бездействия)». В то же время, как замечают Ю. М. Антонян, С. В. Бородин, сохранилось упоминание о «состоянии невменяемости», что не совсем верно, поскольку речь идет не о состоянии лица, а о его отношении к совершенному им общественно опасному деянию. Таким образом, при анализе вменяемости-невменяемости конкретного лица необходимо иметь в виду, что речь идет о моменте (промежутке времени) совершения противоправного действия или бездействия этого лица188. Понятие «невменяемость» в отечественном законодательстве *?» 189 определяется через медицинскии и психологическии критерии , под которыми понимаются соответственно наличие какой-либо патологии (хроническое психическое расстройство, временное психическое расстройство, слабоумие, иное болезненное состояние психики) и неспособность лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) (интеллектуальный элемент психологического критерия) или невозможность руководить ими (волевой элемент психологического критерия). Формально для признания лица невменяемым требуется наличие одного из элементов психологического критерия в сочетании с медицинским. 1“ Антонян Ю. М., Бородин С. В. Указ. соч. С. 125. 1“ Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. Ю. И. Скуратова и В. М. Лебедева. С. 30. Эти критерии рассматривались и рассматриваются как «находящиеся в органическом единстве», «неразрывно связанные»190. Результатом такого «органического единства» становится поразительное, по нашему мнению, утверждение, что невменяемость — понятие юридическое по форме и медицинское по содержанию. Не менее поразительны заявления, что «невменяемость — особое психическое расстройство, не отличающееся, по существу, от иных психических расстройств, находящихся в ведении медицинской (психиатрической) науки»191. Одно из руководств по судебной психиатрии дает следующее утверждение, характеризуя «ошибки теоретиков права»: «Наличие двух критериев не определяет еще разграничения судебных и врачебных функций, хотя некоторые теоретики права и высказывали неправильное мнение, что медицинские признаки должен определять врач, а использование юридического критерия — дело судьи»192. Ошибочность таких воззрений, на наш взгляд, делает нецелесообразным даже их оспаривание. Вместе с тем следует согласиться с И. Ф. Случевским, который считает, что уголовный закон (и прошлый и ныне действующий) не выходит за пределы медицинского понимания проблемы193. Утверждая сомнительную заявку психиатрической науки на монополию в сфере определения невменяемости, Б. С. Ошерович полагает, что проблему следует «рассматривать преимущественно с точки зрения медицины, поскольку ею занимаются главным образом судебные психиатры»194. В Инструкции Наркомздрава СССР, Наркомюста СССР, НКВД СССР и Прокуратуры СССР «О производстве судебнопсихиатрической экспертизы в СССР» от 17 февраля 1940 г. прямо 1“ Руководство по судебной психиатрии / Под ред. Г. В. Морозова. М., 1977. С. 32; ФеПнберг Ц. М. Учение о вменяемости и невменяемости в различных школах уголовного права и судебной психиатрии. М., 1946. С. 10. 181 Цит. по: Шишков С. Н. Понятие вменяемости и невменяемости в советском праве (некоторые концепции и аспекты) // Проблемы вменяемости в судебной психиатрии. М., 1983. С. 45-60. 1И Судебная психиатрия: Руковод. для врачей. С. 10. 185 Случевский И. Ф. О понятии невменяемости // Вопросы борьбы с общественно опасными действиями несовершеннолетних и невменяемых. Л., 1956. С. 47. 94 Ошерович Б. С. К вопросу о степенях виновности // Уч. зап. ВИЮН. М., 1940. С. 59. говорится, что задачей судебно-психиатрической экспертизы явля- 195 ется заключение о вменяемости или невменяемости Д. Р. Лунц ошибочно считал, что судебно-психиатрическая оценка собственно и составляет юридический критерий, который обозначается и как психологический лишь в том аспекте, что он описывает болезненное расстройство психопатологическими поня- 196 тиями Г. В. Морозов ошибочно указывает, что применение психологического критерия осуществляется путем психиатрического анализа психических нарушений, распознанных в соответствии с медицин- 197 ским критерием, и входит в компетенцию психиатров-экспертов Эта позиция, к сожалению, практически не подвергалась сомнению на протяжении десятилетий. Она только развивается в других работах. Так, во «Введении в судебно-психологическую экспертизу» М. В. Коченов относит вопросы определения невменяемости к ком- 198 - петентности врачеи-психиатров . Приведенные точки зрения не оспаривает и М. В. Костицкий, дающий в своей работе комплексную характеристику возможностей использования психологических знаний в уголовном процессе142. Советские психологи указывали на свою роль в решении возникающих у следствия и суда обоснованных сомнений в способности субъекта осознавать фактическую сторону и характер своих общественно опасных действий, руководить ими143, либо игнорировали эту задачу судебной психологии144. В ранних работах О. Д. Ситковская, вероятно, под научным влиянием М. М. Коченова, утверждает, что «вопрос о вменяемости решается с помощью судебно-психиатрической экспертизы», предметом изучения которой являются социальная адаптация (успехи в учебе, наличие жизненных планов и т. д.), мышление и его глубина и др.145 И. И. Карпец считал, что в психологическом критерии содержится простая ошибка: если речь идет о действиях человека, не способного сознавать фактический характер своих действий и руководить ими, то ни о какой психологии (нормальной, здоровой психике) и говорить не приходится146. К сожалению, в ряде работ правоведов также подчеркивается приоритет врачей в решении дихотомии вменяемости-невменяе- мости. Например, часто встречается категорическое утверждение о том, что невменяемость лица, совершившего преступление, устанавливается судебно-психиатрической экспертизой147, что написано, вероятно, под влиянием упомянутой Инструкции Наркомздрава, Наркомюста и НКВД СССР. Эти утверждения, на наш взгляд, полностью игнорируют собственно психологический критерий невменяемости, т. е. влияние психического расстройства на осознанно волевой выбор поведения субъекта во время (в момент) совершения преступления. Изучая те или иные акты Министерства здравоохранения РСФСР, мы все более убеждаемся, что эксперты ошибочно определяют ведущую роль медицинского критерия по отношению к психологическому (влиянию психического расстройства на преступное поведение). Так, в одной из инструкций о производстве судебнопсихиатрической экспертизы ставилась задача определять психическое состояние и давать заключение о вменяемости обвиняемых, в отношении которых у работников следствия и суда возникало сомнение в психическом здоровье. Таким образом, заключение эксперта предлагалось обосновывать не результатом оценки способности к осознанно волевому поведению в конкретной уголовнорелевантной ситуации, а наличием или отсутствием нарушений психического здоровья и их характером. Подобные положения презю- мируются следующей формулировкой: «Невменяемость как уголов но-правовое понятие и как обстоятельство, устанавливаемое экспертизой, имеет одно и то же содержание»148. Несоответствие вышеуказанной позиции тексту материального закона, концепции использования специальных познаний при установлении фактов и решении вопросов, имеющих уголовно-правовое значение, очевидно. Формулировки уголовного закона о понимании содержания и значения действий и руководстве ими со стороны субъекта имеют в виду многостороннюю оценку этих действий, способности осуществлять избирательные акты поведен^ с учетом их последствий. Для оценки способности или неспособности контроли- 206 ровать «острые движения эмоциональных процессов» , на наш взгляд, необходимо внимательно провести осмотр места происшествия, тщательно опросить свидетелей; после установления доверительного контакта провести несколько бесед с пострадавшим(и) и лицом, совершившим деяние, предусмотренное Особенной частью Уголовного кодекса. Немаловажно собрать объективную информацию о субъекте из его микросоциального окружения, в том числе из конфиденциальных источников, и др. Только тогда оценка может считаться всесторонней. Очевидно, что это работа следователя, а не психиатра-эксперта. В то же время А. М. Рекунков и А. К. Орлов в Комментарии к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР весьма произвольно, на наш взгляд, толкуют текст закона149. Комментаторы предлагают эксперту на основании лишь медицинского критерия, диагноза и принятия во внимание типичных вариантов развития болезни, фактически минуя предварительное расследование, делать вывод, который предопределяет вменение или невменение в вину совершенного деяния. Для построения какого-либо обоснования приоритета медицинского критерия над психологическим делаются попытки расширения определения психиатрии вообще и судебной психиатрии, в частности. Д. Р. Лунц предложил отнести к предмету психиатрии опреде ление интегральных признаков психически здоровых лиц150. Крайне парадоксальным является то обстоятельство, что далее автор абсолютно верно подчеркивает, что вопрос о невменяемости решается применительно к психологическому критерию, а не путем его отыскания в ряду патологических проявлений. В ряде работ императивно утверждается, что медицинский диагноз, основанный на знании закономерностей развития заболевания, достаточен для вывода о невменяемости, так как выраженные психические расстройства приводят к невозможности регулировать свои действия, правильно отражать действительность либо контролировать поведение151. Необходимо отметить ошибочность этого постулата. Диагноз психического расстройства не может определять вывод о невменяемости, если игнорируется психологический критерий. Интересно, что, несмотря на указанный постулат, также утверждается вменяемость субъектов, страдающих одним из классических психических расстройств — расстройством личности. Между тем анализ поведения лиц, страдающих расстройствами личности, приводит к выводу, что они не всегда в состоянии наметить цель действия, программу поведения, планировать его, сдерживать себя при появлении «ситуационно-импульсивных мотивов»152. Их характеристику как лиц, не способных «должным образом учитывать прошлое, прогнозировать будущее, предвидеть последствия содеянного... склонных к начинаниям без понимания путей и средств для достижения задуманного... непосредственно подчиняющихся ситуации, когда прошлый опыт не регулирует собственные действия...», дают и другие авто- „.211 ры Тем не менее, по данным В. В. Гульдана, было признано невменяемыми менее 2% лиц, страдающих этим психическим расстройством, что отражает позицию Д. Р. Лунца. Подробнее проблему уголовной ответственности лиц, страдающих расстройствами личности, мы будем обсуждать дальше. Работников следствия и суда не могут не настораживать заявления типа: «Когда имеешь дело не с описанием в учебнике того или иного изолированного синдрома, а с его конкретным носителем — живым человеком... вопрос, что есть норма и что — патология, становится расплывчатым и трудно уловимым». После чего эксперту приписывается способность «безошибочно, иногда по одному лишь жесту, слову, внешнему виду определять его [человека] внутреннее 212 состояние, относить его к нормальному или патологическому» Своеобразной претензией на монопольное положение психиатров в решении вопросов невменяемости явилось суждение А. С. Андреева и А. О. Бухановского о том, что целью судебной психиатрии является определение адекватности «судебного решения по категории «уголовная ответственность»153. Комментарии, как говорится, излишни! Эксперты-психиатры начинают «путаться в показаниях», когда вопрос о невменяемости вытекает из данных не о хронической психической болезни, а об изменениях, обусловленных, например, тяжелыми физическими недостатками, мешающими восприятию информации (например, глухонемота). При изучении нами 217 заключений судебно-психиатрической экспертизы обращает на себя внимание тот факт, что более чем в 83% случаев заключение строилось по следующей схеме: если под- экспертный страдает хроническим психическим расстройством, то он невменяемый. Это значит, что в основу вывода был положен один медицинский критерий. Заключения не содержали сведений о том, обладал ли подэкспертный потенциальной способностью фактически осознавать свои действия и руководить ими применительно к моменту совершения деяния, хотя не всякая стадия психических расстройств исключает эту способность. Менее чем в 10% дел эксперты дали минимально достаточный анализ способности подэкс- пертных руководить своими действиями (на момент совершения общественно опасного деяния). Как правило, от диагноза и описания состояния подэкспертного на момент обследования они переходили к заключительному выводу, минуя главный этап. На наш взгляд, психическое состояние подэкспертного на момент обследования практически никогда не соответствует таковому на момент совершения деяния, предусмотренного Особенной частью Уголовного кодекса. По нашему мнению, это происходит за счет «условной приятности, желательности» болезненного признака (симптома) в условиях воздействия психотравмирующей обстановки уголовного преследования, воздействия потенциальных угроз последствий содеянного. В силу этих и других психотравмирующих причин может измениться выраженность проявлений психического расстройства, ретроспективная проекция которого не носит линейного характера. Мы солидарны с сотрудниками Института имени В. П. Сербского Л. И. Подрезовой и Е. А. Трошкиным считающими, что ошибочную позицию занимают «большинство экспертов, которые настаивают на признании невменяемыми по существу всех больных шизофренией». Значительное число этих лиц настолько социально адаптированы и управляют своим поведением, что при совершении ими общественно опасных действий вывод о невменяемости не может считаться обоснованным вне учета стадии заболевания, выраженности психопатологического дефекта, особенностей течения заболевания154. Между тем еще в 1950 г. было известно, что «даже установление такой классической формы психической болезни, как шизофрения, не является абсолютным и бесспорным основанием для признания невменяемости. Известны случаи, когда у шизофреников болезненные явления сводятся к наличию лишь незначительного психического дефекта, когда после перенесенного в прошлом приступа шизофрении личность остается достаточно сохранной, активной, способной правильно оценивать свои действия. В этих случаях вопрос о вменяемости этих лиц может быть решен положительно. Несмотря на диагностирование психической болезни, эти лица в момент совершения преступления могли принимать решение со зна нием дела»155. Аналогичную точку зрения высказывают и другие авторы156. Данные Ю. М. Антоняна и В. В. Гульдана, что «в последние годы в судебно-психиатрической литературе все чаще стал обсуждаться вопрос о возможности признания вменяемыми некоторых больных шизофренией» при вялотекущей ее форме, доказательно иллюстрируют вышесказанное157. И, вероятно, свидетельствуют о том, что «до последних лет» эксперты-психиатры не разграничивали медицинский диагноз «шизофрения» и суждение «невменяем». Сейчас эта проблема ими лишь обсуждается. При этом рассматривается и характер течения болезни, степень психических расстройств вообще, а не их проявление в общественно опасном деянии. Отсюда вывод: медицинская диагностика, выполняемая экспертом- психиатром, фактически заменяет анализ влияния имеющихся психических расстройств на поведенческий акт. По нашему мнению, примитивная схема «диагноз — вывод о невменяемости» уводит эксперта, а вслед за ним и суд, от оценки механизма избирательного поведения в ситуации конкретного деяния, минимизирует возможность правильного судебного решения. Однако, несмотря на доводы и аргументы, названные нами и другими авторами, до сих пор шизофрения в представлении значительного числа работников следствия и суда, да и экспертов «остается довольно жестко связанной с кругом состояний, безусловно исключающих вменяемость». По данным В. П. Котова и М. М. Мальцевой, в 1981-1982 гг. вменяемыми с этим диагнозом З о/ 218 % подэкспертных По мнению Ф. В. Кондратьева, в психиатрии всякая шизофрения рассматривается как психоз, но «мягкая шизофрения не соответствует сущности судебно-психиатрического понимания психоза (как единства медицинского и психологического критериев невменяемости)». Автор рекомендует признавать таких больных вменяемыми, но диагноз «шизофрения» не устанавливать. Он считает «вынужденным диагностическим маневром» состояние больного приравнять к психопатическому, что «облегчает возможность найти общий язык с юристами»158. Мы полагаем, что Р. И. Михеев необоснованно критикует название первого критерия вменяемости — медицинский. Он считает, что этот критерий точнее было бы назвать психопатологическим. Это, по его мнению, позволило бы: отграничить компетенцию эксперта от компетенции юриста в установлении невменяемости и акцентировать внимание работников уголовной юстиции на необходимости установления невменяемости судом на основе совокупности всех обстоятельств дела, а не на одном лишь заключении экспертов о невменяемости субъекта159. На наш взгляд, попытка терминологической корректуры является необоснованной. Целесообразно сохранить названия первого критерия невменяемости как медицинского. Медицинский критерий, на наш взгляд, подразумевает наличие у лица хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного психического расстройства (в УК — болезненного состояния психики). Ранее в уголовном законе присутствовало сочетание «психическая болезнь». По нашему мнению, попытки представить все основные признаки понятия «психическая болезнь» в одном определении обречены на неудачу. Краткие же определения неизбежно представляют лишь те или иные стороны понятия. Психическая болезнь связана с качественно отличающейся от здоровья формой существования психики человека. Но в то же время эти состояния находятся в тесном диалектическом единстве, так как они представляют хотя и различные, но взаимосвязанные между собой формы проявления психической жизни. Под психической болезнью, на наш взгляд, понимается нарушение психической деятельности головного мозга, чаще неизвестного происхождения, протекающее остро или хронически, при котором возникает нарушение отражения головным моз гом реального мира с соответствующей дезорганизацией поведения, грубо противоречащего реальным отношениям, вызываются к действию защитные механизмы для уравновешивания с внешней средой (процесс выздоровления). Иначе говоря, болезнь предполагает периоды начала, развертывания и исхода (выздоровление, ремиссия, смерть). В действующем уголовном законе используется понятие «психическое расстройство». По нашему мнению, психическое расстройство — нарушение функций головного мозга, обуарвленное как внешними (например, психогенными), так и внутренними (например, генетическими) факторами, при котором возникает нарушение точного отражения головным мозгом реального мира с соответствующей дезорганизацией поведения, противоречащее реальным отношениям, но часто протекающее без «включения» качественного состояния, именуемого процессом выздоровления. Это более широкое понятие, нежели понятие «психическая болезнь». Психические болезни проявляются главным образом в познавательной (когнитивной) области, не сопровождаясь сколько-нибудь значительными отклонениями в эмоциональной сфере. Психические расстройства сопровождаются утратой контроля в эмоциональной и когнитивной сферах. Психическое расстройство включает в себя и психическую болезнь. Психическая болезнь — более узкое понятие, не выходящее за пределы психического расстройства. Таким образом, каждая психическая болезнь — психическое расстройство, но далеко не каждое психическое расстройство — психическая болезнь. Особенно наглядно понятие «психическое расстройство» можно видеть на примерах расстройства личности (психопатии), легкого снижения интеллекта, так как процесс выздоровления при этих психических расстройствах, по существу, отсутствует. Под влиянием внешних медико-педагогических воздействий могут включаться в различной мере лишь механизмы обучения и адаптации к тем или иным социальным условиям. Отметим, что законодатель не дает перечней диагнозов, которыми охватываются понятия хроническое психическое расстройство, временное психическое расстройство, слаоумие, иное болезненное расстройство психики. Более того, применение этих терминов противоречит Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантии прав граждан при ее оказании»160. Согласно ст. 10 этого Закона формулировка названия психического расстройства дается в соответствии с общепринятыми международными стандартами, коим, на наш взгляд, является раздел «Психические расстройства и расстройства поведения» Международной классификации болезней (10-го пересмотра). В этом разделе отсутствуют термины, используемые в ст. 21 УК Российской Федерации. Возможно в ст. 20, 21 и 22 УК следует использовать единый термин «психическое расстройство», понимая под ним любое психическое нарушение, включенное в одну из рубрик Международной классификации болезней 10-го пересмотра. Различие правовых последствий должно определяться не видом психического расстройства, а тем, в какой мере оно нарушало способность лица к осознанно волевому поведению во время совершения инкриминируемого ему деяния. Такое предложение делает и Е. И. Цымбал161. Л. Л. Кругликов указывает, что к хроническим психическим расстройствам относятся такие заболевания психики, которые имеют длительный, затяжной характер со стадиями прогрессирования и ослабления болезни (ремиссии)162. По мнению Л. И. Беляевой, к хроническим психическим расстройствам относятся трудноизлечимые болезни затяжного характера, связанные с периодическим или постоянным нарастанием болезненных процессов и не поддающиеся полному излечению163. По мнению авторов Курса уголовного права, понятием хронического психического расстройства охватывается группа заболеваний, носящих длительный характер, трудно поддающихся излечению, протекающих непрерывно или приступообразно, имеющих тенденцию к прогрессированию164. В труде, изданном под редакцией Б. В. Здравомыслова, указывается, что хронические психические расстройства являются следствием неизлечимых и трудноизлечимых душевных болезней, носящих дли тельный характер и имеющих тенденцию к прогрессированию, т. е. к нарастанию болезненных явлений165. В труде, изданном под редакцией А. И. Рарога говорится, что хронические психические расстройства являются следствием «неизлечимых и трудноизлечимых заболеваний психики человека. Эти заболевания носят длительный характер и имеют тенденцию к прогрессированию, т. е. к нарастанию болезненных явлений»166. Эти авторы используют понятия «заболевание», «болезнь», хотя они отсутствуют в уголовном законе. На наш взгляд, ошибочным в последней работе является отнесение к хроническим психическим расстройствам паранойи, так как это признак психического расстройства, а не само психическое расстройство. По нашему мнению, к хроническим психическим расстройствам относятся непрерывно или приступообразно протекающие психические расстройства, с психопатологической симптоматикой, имеющие тенденцию к прогрессированию и приводящие к глубоким и стойким личностным изменениям (например, шизофрения и др.). Среди исследованных нами материалов хронические психические расстройства, обусловившие решения суда о невменяемости, встретились в 86% случаев. Хочется подчеркнуть, что если в период активно протекающего психического расстройства, глубоко изменяющего личность, человек сразу же после совершения общественно опасного деяния задержан и попал на экспертизу, то медицинская оценка наиболее проста и чаще всего не расходится с юридической оценкой. Если же заболевание находится в состоянии ремиссии, а человек, совершивший общественно опасное деяние, задержан и попал на судебно-психиатрическую экспертизу через несколько месяцев после его совершения, картина психического расстройства не выражает острых психических расстройств, а носит характер психической реакции на задержание, и достоверность оценки медицинского критерия существенно снижается. По мнению авторов Курса уголовного права, к временному расстройству психики относятся психические заболевания, которые быстро развиваются, длятся непродолжительное время и заканчивают ся полным выздоровлением167. В трудах, изданных учеными Московской государственной юридической академии, к временным психическим расстройствам относятся расстройства психики человека, протекающие относительно скоротечно и заканчивающиеся излечением168. Л. Л. Кругликов к временным психическим расстройствам относит «заболевания, носящие кратковременный характер; они внезапно возникают и сравнительно быстро прекращаются»169. Л. И. Беляева к «временным расстройствам душевной деятельности» (данная терминология не используется в отечественном уголовном законодательстве. — Авт.) относит психическое заболевание, протекающее относительно недолго и заканчивающееся выздоровлением больного170. Напомним, что в УК Российской Федерации не используются понятия «заболевание», «больной» и пр. По нашему мнению, к временным психическим расстройствам относятся преходящие, обратимые, заканчивающиеся улучшением, вплоть до полного выздоровления, психические расстройства (например, алкогольный психоз в форме делирия). Временные психические расстройства в судебной практике встречаются существенно реже, чем хронические. В наших наблюдениях они составили 3% случаев. Авторы Курса уголовного права ошибочно полагают, что слабоумие — болезненное состояние психики, которое характеризуется неполноценностью умственной деятельности171. На наш взгляд, слабоумие не всегда является «болезненным состоянием», так как при этом зачастую отсутствуют доболезненное и послеболезненное состояния. В ряде учебников по Общей части уголовного права к слабоумию относятся различные формы упадка психической деятельности с поражением интеллекта человека и необратимыми изменениями личности. По мнению их авторов, слабоумие заключается в значительном понижении умственных способностей, носит постоянный характер и является врожденным или приобретенным в первый год жизни в результате перенесенных тяжелых неврологических заболеваний172. Л. Л. Кругликов пишет, что «слабоумие (врожденное или приобретенное) характеризуется недоразвитием или ослаблением умственных способностей в итоге различного рода психических аномалий... Практически половину невменяемых в России составляют ныне страдающие слабоумием»173. По нашему мнению, к слабоумию относятся состояния умственного недоразвития или упадка психической деятельности, связанные с повреждением мозга генетическими, травматическими, интоксикационными и иными вредностями, сопровождающиеся поражением интеллекта, в первую очередь уровня суждений и критики, необратимыми изменениями личности, выраженным снижением или невозможностью социального приспособления. Практически все правоведы указывают, что по степени поражения умственной деятельности различаются три формы слабоумия: легкая (дебиль- ность), средняя (имбецильность) и тяжелая (идиотия). В наших наблюдениях слабоумие как причина невменяемости встретилось только в 9% случаев. К «иным болезненным расстройствам психики» относятся те, которые не являются, по существу, «болезненными» состояниями (например, расстройство личности (психопатия), «афганский синдром», врожденная глухонемота и др.). На наш взгляд, ошибочным является отнесение к иным психическим расстройствам последствий черепно-мозговой травмы, как это сделали авторы Курса уголовного права174. Тяжелые последствия черепно-мозговых травм относятся к хроническим психическим расстройствам. В трудах ученых МГЮА к «иным болезненным расстройствам психики», по нашему мнению, ошибочно относятся временные психические расстройства психики: острые галлюцинаторные бредовые состояния, вызванные инфекцией (при брюшном и сыпном тифе или при острых (химических) отравлениях), вызванные тяжелыми травмами головы, при опухолях мозга, при наркомании (в период абстиненции — наркотического голодания), при лунатизме175. Полагаем, что ошибочно относятся к этой группе психических расстройств «психические расстройства в итоге перенесенных инфекционных заболеваний». Другой грубой ошибкой считаем заявление, что «иное болезненное состояние как четвертый вид психического заболевания охватывает все иные — помимо трех вышеупомянутых — болезненные состояния психики»176. Ошибочно отнесение в «иным болезненным состояниям психики» острых бредовых и галлюцинаторных состояний, которые могут быть вызваны опасными инфекциями, отравлениями или тяжелыми травмами», встречается и в трудах других авторов177. В наших наблюдениях «иные психические расстройства» как причина невменяемости встретились в 2% случаев. Исследование медицинского критерия невменяемости при проведении судебно-психиатрической экспертизы заключается в распознавании психического расстройства, определении его нозологической формы (установлении диагноза). Точная диагностика, основанная на знании проявлений и закономерностей течения разных форм психической патологии, позволяет правильно оценить психическое состояние лица на момент совершения инкриминируемого ему деяния. Следует заметить, что этот критерий невменяемости разработан отечественным законодательством достаточно подробно в отличие, например, от англосаксонской правовой системы, которая к нему относит разнообразные формы психопатологии: амнезию, автоматизм, алкоголизм, идиотию, манию, мономанию, сексуальную психопатию и др178. Под амнезией, вероятно, понимается нарушение памяти любого генеза (например, потеря памяти на фоне потери сознания при травме, выраженном алкогольном опьянении, эпилептическом припадке и др.); под автоматизмом, вероятно, понимается «лунатизм», снохождение, также без указания причины; под манией, вероятно, понимается не повышенное радостное настроение с усилением влечений и неутомимой деятельности, а психоз, «помешательство» вообще (примером может служить «мания преследования»), О расстройствах личности мы будем говорить ниже. Отсутствие строгих рамок этого критерия приводит к тому, что нередко в американском суде при рассмотрении конкретных дел в качестве основания для постановки вопроса о невменяемости выдвигаются такие формы психических расстройств, которые заведомо нельзя считать психопатологическими. Но опытный адвокат может убедить присяжных в том, что их носитель невменяем. Приходится отметить, что в Российской Федерации возможности достоверного прослеживания динамики психических расстройств у лиц, ими страдающих, за последние годы сократились. Ограничение оснований для недобровольного лечения у психиатра привело к тому, что в распоряжении следствия не всегда имеются документальные подтверждения о наблюдении подэкспертных психиатрами в прошлом. По нашим данным, только 37% лиц, совершивших деяния, предусмотренные Особенной частью Уголовного кодекса, направленных в 1998-2001 гг. на судебно-психиатрическую экспертизу, ранее лечились в психоневрологическом диспансере, психиатрическом стационаре. Психологический критерий, по нашему мнению, подразумевает выяснение в ходе предварительного следствия, судебного заседания фактов (на основании осмотра места происшествия, допроса свидетелей, пострадавшего, подсудимого и других процессуальных действий, в том числе анализа заключения комплексной психологопсихиатрической экспертизы), свидетельствующих, что у подсудимого присутствовала (отсутствовала) способность отдавать себе отчет в своих действиях (интеллектуальный признак) или руководить ими (волевой признак). Для наличия психологического критерия достаточно одного из них. Интеллектуальный признак психологического критерия свидетельствует о том, что лицо, совершившее преступное деяние, «не понимало фактической стороны своих действий и не могло сознавать их общественный смысл»179. В. С. Трахтеров считает, что этот признак должен включать противоправность деяния как обстоятельство, которое лицо не осознает180. Нам представляется такое суждение ошибочным, ибо «лицо не осознает» противоправность своих деяний и в случаях правового нигилизма, правового инфантилизма и элементарного незнания закона, что, впрочем, не является основанием для освобождения от уголовной ответственности. На это обстоятельство указывают также Ю. М. Антонян и С. В. Бородин181. Волевой признак психологического критерия выявляет в ходе предварительного следствия, судебного заседания неспособность лица руководить своими действиями. Это автономный признак, который и при отсутствии интеллектуального признака может свидетельствовать о наличии психологического критерия невменяемости. Союз «или» между этими признаками в тексте закона вполне оправдан. Г. В. Морозов, Т. П. Печерникова, Б. В. Шостакович описывают ситуации, при которых лицо, совершившее общественно опасное деяние, подчас может отдавать себе отчет в своих действиях, у него «сохраняется формальная оценка событий, их понимание, но снижается, а иногда утрачивается способность удержаться от поступка», что описывают свидетели, близкие, подчас сам пострадавший182. Только при наличии этих двух критериев, медицинского и психологического, можно говорить об основаниях признания лица невменяемым, нуждающимся в назначении принудительных мер медицинского характера. Кроме того, это предупредит дальнейшие попытки установить равенство между невменяемостью и невиновностью183. Безусловно, прав С. Н. Шишков, когда критически относится к предложению Б. А. Протченко: определить невменяемость как признанную судом невиновность лица, которое во время совершения общественно опасного деяния в силу психического состояния не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими. С. Н. Шишков указывает, что, признав невменяемость невиновностью, неизбежно отождествление вменяемости с виновностью184. Следует отметить, что, по нашему мнению, работники следствия и суда переоценивают возможности экспертов, которые в своих заключениях делают выводы о вменяемости-невменяемости подэкс- пертных; не относятся критически к этим заключениям; не обязывают экспертов анализировать способность субъекта к осознанно волевому поведению в отношении инкриминируемого ему деяния. К сожалению, ,в заключениях экспертов невменяемость зачастую не связывается со временем (моментом) совершения деяния, запрещенного уголовным законом, которое раскрывается в сг. 9 УК Российской Федерации. В УК Российской Федерации о вменяемости упоминается лишь как о само собой разумеющемся требовании, которое должно соблюдаться при привлечении к уголовной ответственности. Мы уже говорили о том, что вменяемость подсудимого, по существу, презю- мируется законом. В. Н. Кудрявцев указывает, что «субъектом правового поведения может быть только вменяемое лицо»246. Поэтому закрепление в уголовном законе формулы вменяемости, содержащей определение этого понятия, его признаки и критерии, выступило бы гарантом законности при решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности, логически и юридически завершило бы законодательную формулировку важнейшего принципа уголовного права — принципа вины. Необходимо определить то правовое поле, в пределах которого уголовная ответственность совместима с идеей справедливости; сделать вменяемость позитивно-правовым понятием; закрепить в уголовном законе России определение вменяемости как способности человека, достигшего возраста, установленного законом, к осознанно волевому поведению во время совершения преступления. Считаем целесообразным ввести в уголовный закон статью 19-1 в следующей формулировке. Статья 19-1. Вменяемость Уголовной ответственности подлежит лицо, которое во время совершения преступления находилось в состоянии вменяемости, т. е. было способно к осознанно волевому поведению. На наш взгляд, базовым в решении дихотомии «вменяемость- невменяемость» является осознание того, что наличие (отсутствие) у 248 Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология. М., 1982. С. 71. субъекта психического расстройства (например, шизофрении, олигофрении, расстройства личности и др.) не обусловливает и не может обусловливать решение об его вменяемости или невменяемости. Главное — определение значимости влияния этого психического расстройства на осознанно волевой выбор (принятие-отрицание) социально приемлемого (социально негативного) поведения в уголовно значимой ситуации, на осознание субъектом (полное или частичное) фактического содержания и социальной значимости (запретности) избранного варианта поведения и руководства им. Из отечественного уголовного закона следует исключить понятие «иное болезненное состояние психики», а ввести понятие «иное психическое расстройство». Считаем целесообразным изменить формулировку ст. 21 УК Российской Федерации. Статья 21. Невменяемость 1. Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т. е. не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного расстройства психики. 2. Лицу, совершившему предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, судом могут быть назначены принудительные меры медицинского характера, предусмотренные настоящим Кодексом.

<< | >>

↑

Источник: Б. А. Спасенников. Принудительные меры медицинского характера: история, теория, практика. 2003

Еще по теме 2.1. «Вменяемость» и «невменяемость» как категории уголовного права:

- Право интеллектуальной собственности - Авторсое право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Гражданский процесс - Гражданское право - Жилищное право - Зарубежное право - Защита прав потребителей - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История государства и права - Коммерческое право - Конституционное право России - Криминалистика - Криминология - Международное право - Муниципальное право - Налоговое право - Нотариат - Оперативно-розыскная деятельность - Права человека - Право Европейского Союза - Право социального обеспечения - Правовая статистика - Правоведение - Правоохранительные органы - Правоприменительная практика - Предпринимательское право - Семейное право - Страховое право - Таможенное право - Теория права - Трудовое право‎ - Уголовное право России - Уголовный процесс - Финансовое право - Хозяйственное право - Экологическое право‎ - Экономические преступления - Ювенальное право - Юридическая этика - Юридические лица -

- Исторические дисциплины - Маркетинг и менеджмент - Пищевая промышленность - Политология - Право - Психология - Транспорт - Учебники по бизнесу - Философия - Экологические дисциплины - Экономика -