Дипломатия — самое лучшее, что изобрела цивилизация для предупреждения применения силы в отношениях между государствами. Л. Брогли, французский писатель, дипломат и политик Дипломаты, в противоположность солдатам, не прославляются историками, которые едва упоминают их имена. Ж. Камбон, французский дипломат Дипломат должен знать историю великих государств и их взаимоотношения друг с другом... Будущее не знает другого гида, кроме истории (дипломатии); из нее мы черпаем формулы современных действий. Д.Хилл, американский дипломат Рубежом в развитии дипломатии считают первую мировую войну и события, произошедшие в ходе и после нее: провозглашение президентом США В. Вильсоном его «14 пунктов» так называемой «открытой дипломатии» и «экономического равенства» государств; отмена Советской Россией кабальных договоров и «тайной дипломатии». Именно после первой мировой, а затем второй мировой войн появились условия для создания первых всеобъемлющих международных организаций, имеющих целью, по крайне мере на словах, предотвращение войн (Лиги наций и ООН), для большей открытости дипломатии, для более активного вовлечения государств в международные отношения и конференционную дипломатию. Мир во многом изменился, что значительно повлияло на стиль мировой дипломатии. Он разделился на государства не просто с различными социальными системами (капитализм — феодализм), но с противоположными социальными системами (капитализм — социализм), и возникла необходимость сочетать эти две системы и разные дипломатии в ходе их сотрудничества. Значительно увеличилось число государств: меньше стало монархических (война привела к краху ряда монархий), больше — республиканских. «Старая дипломатия» была в значительной степени дворцовой, иногда даже деспотичной, когда все дипломатические проблемы решались монархом или его двором («короля делает его окружение» и дипломаты входят в это число). Значительно стала меняться роль общественности в политике, и «новая дипломатия» учитывала это или по крайне мере показывала, что она принимает ее во внимание. Наконец, широкое внедрение получили средства связи и средства массовой информации. Это заставило дипломатов действовать более оперативно и активно и фактически позволило расширить источники информации «новой дипломатии», в то же время она получила в лице журналистов конкурентов, и дипломаты должны были считаться с ними. «Новая дипломатия» в большей степени, чем «ста- дипломатаческих Рая>>> отводила место аналитической информации, методов. носившей научный характер. Одно из первых мест в ней занял анализ международных отношений, мировой политики и экономики, соревнования между дипломатами «старой» и «новой» школы, между которыми существовали значительные различия. Но неправильным было бы считать, что между ними был непреодолимый барьер, что методы этих дипломатий совершенно различны и даже противоречат друг другу. Некоторые дипломаты, например Жюль Камбон, утверждали, что между «старой» и «новой» дипломатией никакой разницы нет: «Новая дипломатия, старая дипломатия — это слова, а сущность дипломатии не меняется, потому что “человеческая природа" не меняется»70. С этим, однако, согласиться нельзя. Дипломатия зависит не только от «человеческой природы» (которая, кстати, в известной степени изменяется), но и от обстановки, в которой он (дипломат) действует, а она со временем значительно изменилась. «Новую дипломатию» иногда называли «открытой дипломатией». Но, как это ни парадоксально, в пользу «открытости» высказывались многие государства, в том числе антиподы международных отношений — Советская Россия (СССР) и США. Но одно дело теория — другое практика. Эти две страны сходились лишь в одном — в отмене тайных договоров, от которых все преимущества извлекла Англия, а не США и Россия. Советская Россия хотела отмены всех тайных договоров, как невыгодных ей («кабальных», как говорил Ленин). Но впоследствии Советская Россия сама пошла на заключение тайных договоров, когда это было в ее интересах, и США также практиковли тайные переговоры и соглашения. Обе страны, как и другие государства, поняли, что открытый характер переговоров противоречит самой идее переговоров, когда компромисс достигался путем уступок и контруступок. Да и сама «новая дипломатия», в особенности после начала второй мировой войны и прежде все в 80—90-е годы, претерпела радикальные изменения. Еще Кальер подметил склонность дипломатии к эволюции в зависимости от изменения общественных отношений и международных связей. Он был категорически против теории, господствовавшей в то время, что основным методом дипломатии были хитрость и обман. Кальер считал, что дипломатия должна строиться на основе доверия партнеров и быть солидной, а не базарной, мелкоторгашеской71. Дипломат должен помнить, что доверие строится на откровенности вашей и вашего партнера. Если раньше дипломаты пытались скрыть информацию друг от друга, то Кальер провозглашал другой принцип: «Дипломат должен делиться информацией, за исключением той, которую он должен держать при себе в силу своей должности, т. е. секретными сведениями»72. Кальер советоваал не уподобляться тому дипломату, который из всего делает секрет. В свою очередь определился способ получения информации — ее не следует красть, ее надо добывать не подпольно, как раньше, а получать от партнеров, на основе доверия. Любопытны и другие замечания Кальера. Ложь в дипломатии, в переговорах — считал он — на самом деле приносит больше вреда, чем пользы — она создает атмосферу подозрительности, которая делает невозможным добиваться репутации честного дипломата, положиться на его информацию и на его советы и обещания. Ложь в действительности свидетельствует о недостатке ума человека, говорящего неправду. Несомненно, что ложь применялась в дипломатии и иногда имела успех, но так как она зарождалась на непрочном фундаменте, то всегда в конечном счете отравляла атмосферу отношений. Ну, а как быть, если дипломат получил заведомо неправильную информацию? Ответ на это вопрос не может быть однозначным. Один из примеров выхода из такого положения приводит Кальер: однажды кардинал Мазарини, главный министр Людовика XIV, пригласил к себе маршала де Фобера и поручил ему в ходе переговоров, которые тому предстояло вести с представителем одного государства, пообещать значительные уступки, которые Франция заведомо бы не выполнила. Де Фобер ответил отказом. Он сказал кардиналу: «Монсеньер, Вы уполномочиваете меня сделать ложные обещания, но Вам потребуются и честные люди, чтобы говорить правду. Я умоляю Вас оставить меня для того времени, когда Вам будут нужны подданные именно для таких миссий»73. Правда, здесь следует сказать о так называемом «невинном обмане», когда дипломаты обманывают, потому что их обманывает их же правительство, причем они часто даже не подозревают об этом. Так, в течение многих лет советские дипломаты на основе официальных заявлений правительства неоднократно повторяли, что СССР не обладает химическим оружием. Мне говорил наш представитель на переговорах о запрещении химического оружия, что он сам пытался добиться от руководителей Министерства обороны, каково на самом деле положение с этим видом оружия и что можно отвечать, если, грубо говоря, нас прижмут к стенке, предъявив соответствующие документы, и ему отвечали — «не признаем, у нас нет химического оружия» — и это говорили те, кто знал, какими огромными запасами этого вида оружия мы располагаем74. Впоследствии тем, кто раньше отрицал его наличие у нас, самим пришлось называть конкретные цифры наших запасов и их месторасположение. Другим классическим примером вынужденной дезинформации, которую сообщали наши дипломаты, были их уверения во время Карибского кризиса 1962 г. И наш министр иностранных дел, и посол в США, и наш представитель в ООН заявляли, что на Кубу завозилось только «оборонительное оружие», следовательно, не ядерные ракеты. В результате, когда раскрылось обратное, американцы, а потом и иностранные дипломаты были возмущены заявлениями и уверениями и министра, и А. Ф. Добрынина. Последний записал в своих мемуарах, что наше посольство было в неведении насчет намерений правительства75. Кстати, до конца кризиса посольство так и не было уведомлено о наличии на Кубе наших ядерных ракет. Брат президента Р. Кеннеди говорил советскому послу: «Президент чувствует себя обманутым». Вопреки всему тому, что говорилось советскими представителями, включая последние заверения о мире, на Кубе появились советские ракеты, которые могли бы поразить почти всю территорию США. «Разве это оружие для оборонительных целей, о которых говорили Вы, Громыко, советское правительство и Хрущев?», — спросил Р. Кеннеди нашего посла76. Подводя итоги этим событиям, А. Ф. Добрынин справедливо сделал такой вывод: «Дипломатическая игра, конечно, всегда присутствует, но намеренная дезинформация недопустима, ибо рано или поздно она обнаружится и канал связи потеряет всякую ценность... Кубинский кризис, — продолжал он, — имел серьезные негативные последствия долгосрочного плана»77. То же можно сказать и об информации, которую получают нынешние дипломаты. Она не должна добываться подпольно, как это часто делалось раньше, в особенности в средние века, она должна основываться на доверии. «Коварство является доказательством незначительности ума, — писал Г. Никольсон, — и показывает, что дипломат не может добиться успеха честными и разумными методами»'1. Таким образом, еще при «старой дипломатии» принцип честности находил все большее число поклонников, а характеризуя «новую дипломатию», Никольсон и Камбон ставили на первое место в дипломатическом искусстве «ум, гибкость, доверие». Они сравнивали дипломатию с бизнесом, который основывается на честности. «Хороший дипломат должен обладать проницательностью, которая поможет ему разгадывать мысли собеседника», — писал Кальер. Наконец, главным в дипломатии Кальер считал переговоры. Так и называется его труд «Основы ведения переговоров». Вместо коварства и хитрости, обмана и лжи основным методом дипломатии, по его мнению, должен стать диалог умных, проницательных дипломатов, переговоры, основанные на доверии, а не на обмане. Чтобы лучше понять термин «новая дипломатия», вернемся на некоторое время к тому, чем была «старая дипломатия». Ее называют иногда еще «французской дипломатией», так как именно Франция и французский язык определили дипломатию XVII — первой половины XIX в. Прежде всего это была европейская дипломатия, все основные международные события проходили в Европе, спорные вопросы других континентов также в значительной степени решались в Европе. На Европейском континенте обитали «великие нации». Считалось, что роль малых наций в значительной степени определялась их местом в союзе с великими державами. Такой принцип сохранился до середины XX в. и господствовал в дипломатических дискуссиях и на дипломатических конференциях. В «старой дипломатии» одной из основных доктрин был принцип «равновесия сил», заключавшийся в том, что в Европе одна держава не должна превосходить по силе другую, отсюда стремление к созданию союзов с целью уравновесить вырвавшуюся вперед европейскую державу. Этот принцип был главным и во внешней политике Англии. Он существовал и до второй мировой войны, и после нее, когда была создана НАТО. При новой дипломатии в последнее десятилетие этот принцип перестал действовать, и Англия официально от него отказалась. Уже после первой мировой войны и активного вхождения в международные отношения, «старая дипломатия» начала утрачивать свой преимущественно европейский характер и стала приобретать характер мировой. Раньше при «старой дипломатии» на передачу информации уходили недели, а иногда и месяцы. С появлением телеграфа, теле фона, факса, телевидения и других средств ускорилась связь между посольствами и столицами. «Новую дипломатию» отличает оперативность, от посольств стали требовать немедленной информации, скорейшего анализа и предложений, как действовать. В последнее десятилетие возникли даже такие новые термины, как «цивилизация Нескафе» или «дипломатия Нескафе»; на все события следует реагировать «быстро, быстро» (на приготовление нормального кофе уходит слишком много времени, легче бросить ложку Нескафе в чашку кипятка), а для документов возникло выражение «говорить лозунгами». «Новая дипломатия» с самого своего зарождения становилась дипломатией, сочетающей науку и искусство. Встает сразу вопрос, а каково соотношение в ней науки и искусства, где проявляются прежде всего научные направления в деятельности дипломатии, а где преобладает дипломатическое искусство? Иногда утверждают, что первоначальный научный анализ политики дается именно в посольствах. Другие считают, что научный характер дипломатия принимает прежде всего в министерствах иностранных дел, мозговых центрах дипломатии, где имеется больше возможностей дать научный анализ и где источники значительно разнообразнее, чем в какой-либо одной (зарубежной) стране. Воздержимся от окончательного ответа на этот вопрос и предоставим возможность самим слушателям поставить его на обсуждение на своих семинарах. Одной из главных задач дипломатии является ана- ПР—ИС лиз положения в стране пребывания, ее политики прежде всего в области международных отношений. Он должен строиться не на идеологических или религиозных догмах (они мешают объективности), а опираться на научные оценки ситуаций, на умение точно определить, что происходит в стране сегодня и что может случиться в ней завтра. Вторая задача, конечно, наиболее трудная, она может быть выполнена с учетом всех данных, которыми располагает посольство, и прежде всего на основе деловых контактов с правительственными кругами, знающими состояние дел в стране, парламентариями, лидерами оппозиции, бизнесменами, представителями науки и культуры. История российской и западной дипломатии знает блестящие примеры не только правильной и глубокой оценки дипломатами внутренней и внешней политики иностранных государств, но и удивительной предсказуемости развития событий в будущем. Пожалуй, примером такого анализа событий были письма народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина нашим послам, каждое из которых явилось плодом глубокого рассмотрения самых различных факторов международного положения в их взаимосвязи. Чичерин считал, что дипломатия должна строить свою деятельность на базе развития «основных глубочайших течений в ходе развития политических и экономических отношений современности»78. Одним из таких предвидений явился анализ им внутренней и внешней политики шаха Реза Пехлеви. В письмах к советскому полпреду в Тегеране он настаивал на сближении с шахом, так как на данном этапе «интересы нашей политики на Востоке, — писал он, — и интересы развития Персии совпадают», но он понимал, что такое положение не вечно, что оно может измениться, и «может наступить время, когда интересы дипломатии (Пехлеви) и общенациональные интересы разойдутся»79. Действительно, прошло время, и после второй мировой войны интересы иранского общества, в том числе буржуазии страны, стали приходить в противоречие с политикой шаха. Я понимаю, что приведенные факты поразили читателя тем, что не посол информирует Москву о будущем Ирана, а нарком, который настолько хорошо знал положение в стране, что информирует посла о том, как будут развиваться события в стране его пребывания. Следует отметить и еще одно любопытное обстоятельство. Чичерин имел свою точку зрения по важнейшим внешнеполитическим проблемам и не раз в своем анализе международной обстановки расходился с официальными установками партии и советского руководства, политбюро ЦК ВКП(б) и его отдельными членами. Известно, что в ходе Генуэзской конференции нарком не во всем считался с некоторыми членами делегации по вопросу национализации имущества иностранных собственников. Его точка зрения вызвала раздражение Москвы, но Чичерин стал доказывать правильность своей оценки положения. Не всегда соглашался он с деятельностью Коминтерна и его отношение к этой организации, как сейчас ясно, больше отвечало интересам страны, чем позиция официального руководства государства. В 1927 г. ЦК ВКП(б) опубликовал обращение к рабочим и крестьянам России, в котором говорилось, что Англия готовит войну против нас, планирует втянуть СССР в конфликт с Польшей. В июле-августе 1927 г. состоялся пленум ЦК. Выступивший на нем Г. В. Чичерин был против этой точки зрения и показал, что реальной угрозы войны в данное время не существует. Пленум не согласился с ним. Некоторые члены ЦК даже считали необходимым снять его с поста наркома. Последующие события, однако, полностью подтвердили правоту Чичерина. Война против нас не планировалась. Правда, Англия в 1927 г. разорвала с нами дипломатические отношения, но уже в 1929 г. их восстановила80. В 1927—1929 гг. партийным руководством страны был выдвинут тезис об обострении международной обстановки и в связи с этим возросшей угрозы для СССР. Чичерин на основе научного анализа обстановки выступил против этой оценки. «В наших московских выступлениях говорится, что обострилась опасность войны между капиталистическими государствами и следовательно нападения на нас, — отмечал он, — что за вздор... Всякое обострение положения означает упрочнение нашего положения, уменьшение внешней опасности для нас»81. И опять чичеринский анализ оказался правильным. Рассмотрим факты. В 1928 г. был подписан, с участием СССР, пакт Бриана-Келлога об отказе от войны как орудия национальной политики. Страны-участницы договора обязывались разрешать все конфликты между ними только мирными средствами82. В 1931 г. на Европейской комиссии было начато обсуждение вопроса о приеме СССР в Лигу наций. В следующем году были пара фированы договоры между СССР и Францией и между США и Польшей и прибалтийскими странами. Тогда же было заключено торговое соглашение с Германией. СССР был приглашен участвовать в конференции по разоружению. Ни о каком обострении отношений с СССР говорить не приходилось. Анализ Чичерина оказался совершенно точным83. Можно привести не один пример объективности научного анализа и очень важных выводов, сделанных нашими послами. 1942 год. Положение советских войск на германском фронте было критическим. Сдан Севастополь, немецкие войска захватили значительную часть Украины, рвались к Волге в районе Сталинграда, создалась угроза Северному Кавказу. На подкрепление немецким войскам на юг СССР были брошены румынские и венгерские войска. Немцы рассчитывали, что вступление немецких войск в предгорье Кавказа ускорит вступление в войну Турции, до тех пор остававшейся нейтральной, а это может повлиять на позицию Японии84. Все это могло иметь катастрофические последствия. Какой мог быть верный выход из положения? Убрать войска с советско-турецкой границы? Но это, если Турция намеревалась вступать в войну, только бы ускорило ее решение и привело бы к тому, что советские войска были бы заключены в клещи между немецкими и турецкими войсками. Оставить их на границе? Но это лишало бы наши войска, отражавшие наступление немцев, мощной поддержки. В Москву был срочно вызван для консультаций наш посол в Турции С. А. Виноградов', ему был задан один вопрос — вступит ли Турция в войну или останется нейтральной? Посол решительно ответил — Турция в войну не вступит. Тогда Советское правительство решило снять значительную часть войск с турецкого участка границы, укрепив тем самым наши позиции в районе Волги. И после ожесточенных сражений наши войска не только одержали победу на Сталинградском фронте, но и обеспечили перелом в войне. Недаром в годы войны было популярно выражение: «Хорошая дипломатия стоит нескольких армий на фронте». Конечно, не всегда к мнениям наших дипломатов прислушивались, и позже это, как правило, осложняло положение страны. Так в 1956 г., за несколько месяцев до трагических событий в Венгрии, советский посол в Венгрии, а им был тогда Ю. В. Андропов, информировал о возможности восстания и военных столкновений в Будапеште и предлагал содействовать замене части руководства венгерской социалистической партии, прежде всего тех, кто запятнал себя в репрессиях против ряда венгерских политических деятелей. Москва отнеслась к этому сообщению с недоверием и направила для ознакомления с обстановкой в стране комиссию в составе А. И. Микояна и М. А. Суслова. Их заключение было категоричным — посол нервничает, руководители Венгрии (Ракоши и другие) в состоянии контролировать ситуацию. Дальнейшие события известны — восстание в Будапеште, советские танки на улицах города, много погибших, осуждение советской интервенции мировым общественным мнением, включая заграничные компартии. А вот пример из жизни другой страны и другого предсказания (У. Хейтера)85. Видя, что власть руководителей ГДР держится в значительной степени на поддержке их со стороны советского руководства, он доложил в Лондон, что если Советский Союз перестанет поддерживать Ульбрихта, то воссоединение Восточной и Западной Германии последует автоматически. Он советовал Западу «быть терпеливым» и «держаться твердо» до тех пор, пока в Кремль не придут «новые люди», тогда, по его мнению, положение изменится само по себе86. А вот другой пример, когда дипломатам удалось исправить ошибку руководителей государства, которые принимали решение, не посоветовавшись с дипломатами. Н. С. Хрущев, у которого было много инициатив и мало желания советоваться с кем-либо, кто мог ему возразить, договорился с китайцами о ввозе китайской рабочей силы в СССР. А. И. Микоян, в то время заместитель премьера, в ходе своего визита в 1954 г. в КНР на этом основании заявил о приглашении в СССР для работы 3 млн. молодых китайцев (на Дальний Восток и в Сибирь). В советском МИДе, узнав об этом, пришли в ужас, зная о притязаниях руководства КНР на наши земли. Китайцы понимали, что развитие этого процесса приведет к обзаведению там китайцев семьями, и тогда полукитайцев-полурусских будет уже не меньше 20 млн. МИД СССР решительно выступил против этого. Советская сторона, ссылаясь на трудности устройства такого количества людей, отказалась от намечавшегося соглашения. Было принято несколько тысяч китайцев, и на этом вопрос был закрыт, но в отношениях двух стран он оставил неприятный осадок. И, хотя социальные системы в двух приведенных эпизодах были разные, недоверие к дипломатам (их далеко идущим предвидениям) по существу было одинаковым. Макдермот писал, что мнение Форин Офиса о прогнозах Хей- тера было отрицательным, а сами они оценивались как нереалистические, «советы его даже вредны для Британии»87. Книга эта была издана в 1973 г. Интересно, что бы он писал 15—20 лет спустя, когда прогнозы Хейтера полностью подтвердились, а его советы практически позднее в 80-х годах были приняты Форин Офисом к исполнению88. Другой пример из современной дипломатии. Во время пребывания Э. А. Шеварднадзе на посту министра он вместе с М. С. Горбачевым не раз принимал решения по вопросам разоружения и со- ветско-американских отношений, против которых энергично выступали опытные советские дипломаты, по мнению которых эти решения наносили ущерб интересам нашей страны. Но их возражения не принимались во внимание*. Советские руководители подписали соглашение в 1990 г. о линии разграничения в Беринговом море, которое у нас называют «второй Аляской» и по которому Россия сделала огромные уступки (российская рыболовная зона сокращается в пользу США на 200 миль)89. И сейчас как нельзя более актуально звучат слова Г.Никольсо- на, который более 40 лет тому назад писал: «Правительства, которые позволяют себе роскошь содержать в иностранных посольствах послов, к мнению и советам которых они не прислушиваются, напрасно тратят время и впустую расходуют государственные средства. Ни одна газета или банковская фирма ни в коем случае не пожелает быть представленной за границей человеком, к мнению которого она не питает доверия»90. В последнее десятилетие все наиболее крупные государства мира стали обращать большее внимание на подготовку посольствами и министерствами научнообоснованных рекомендаций, прежде всего прогнозирование событий, т.е. такой информации, которая бы носила упреждающий характер и могла бы позволить правительству предпринять соответствующие меры. Алан Жюппе, став министром иностранных дел, в своей реформистской программе французской дипломатии поставил одной из главных задач — повышение посольствами «качества экспертизы», анализа положения в разных районах мира, и прежде всего охваченных кризисом. Он акцентировал при этом внимание на необходимости рассмотрения событий в их развитии и на этой базе строительства превентивной дипломатии и выработки посольствами стратегического плана продвижения интересов Франции в странах пребывания91. Анализируя работу МИДа России в начале 90-х годов, президент России Б. Н. Ельцин высказал неудовлетворение анализом положения в посольствах зарубежных стран. Он отметил положительные аналитические материалы только двух российских посольств — в США и Англии. Конечно, правильный объективный анализ включает в себя и прогнозирование событий, и выводы, и предложения тех или других действий. Как справедливо отмечает профессор Н. С. Леонов, «актуальность информации состоит в том, что она помогает принятию решений по важным проблемам, которые ставит нам жизнь»92. В своем выступлении в Дипломатической академии в марте 1997 г. министр иностранных дел России Е.М. Примаков (сам действительный член Академии наук России, автор многих работ по международным отношениям и Ближнему Востоку, в свое время профессор Дипломатической академии), подчеркнув важность научного прогнозирования в дипломатии, сказал, что к этому процессу должны шире привлекаться и ученые академии93. Аналогичную задачу выдвинул перед английским министерством иностранных дел при вступлении на свой пост в 1995 г. М.Риф- кинд. Наметив основные линии будущей английской дипломатии, он отверг прежний принцип «баланса в Европе» (который предусматривал такое противостояние в континентальной Западной Европе, при котором ни одна страна не могла занять первое место)94. Он призвал выработать научно обоснованную линию дипломатии страны. Характерно, что это было им сделано в Чэтэм-Хаузе — Королевском исследовательском институте международных отношений, который называют мозговым центром Форин Офиса, подчеркнув тем самым, что новая политическая линия английской дипломатии должна быть научно обоснована (к слову скажем, что научно-исследовательский отдел самого МИДа Англии — самый крупный в составе министерства. Он насчитывает 70 сотрудников)'1. Вы можете спросить: Вы постоянно говорите об Д=ия универсальной дипломатии, но ведь дипломатия каждой страны может в чем-то отличаться от общестандартной, ведь часто упоминается термин «восточная дипломатия». Существует ли такая? И если да, то чем она отличается от универсальной? Дипломатия восточных государств, или лучше сказать, незападных государств, конечно, имеет свою специфику и свои особенности. Начать с того, что дипломатия большинства восточных государств складывалась в своеобразной обстановке, в условиях изоляции (Китай, Япония) или в условиях зависимости от империалистических государств (Индия, другие азиатские и африканские страны и тот же Китай). Перед ними стояла двоякая задача — добиться полной независимости от империалистических государств и в то же время вписаться в западную дипломатию, с которой им приходилось иметь дело. Они вынуждены были отражать «дипломатию» угроз, запугивания, вмешательства в их внутренние дела. Они видели вероломство, ложь западной дипломатии, ее макиавеллизм. И наивно было бы думать, что на это отношение к ним они бы отвечали «дипломатией доверия». Наоборот, они нередко прибегали к аналогичным методам — еще большей изощренности, крайнему недоверию, а на обман восточная дипломатия отвечала хитростью, лукавством, различными уловками. Хитрость возводилась в степень доблести, ибо против «стаи волков» (так характеризовал один из китайских политиков западных деятелей95) не было другого оружия, кроме лукавства и ловкости. На Востоке хитрость считалась синонимом мудрости, умственной ловкости. В России была пословица «Хитростью силу поборют». Такое именно значение придавали на Востоке хитрости в дипломатии и торговле. И в восточной дипломатии она нисколько не осуждалась, потому что речь шла о том, чтобы хитростью перехитрить хитрость западных стран. Известно, что Г.В. Чичерин, прекрасно знавший Восток (и именно при нем Советской Россией были установлены дружественные или хорошие отношения с Турцией, Афганистаном, Ираном), требовал от наших дипломатов прямо противоположной Западу политики мира и дружбы с восточными странами, невмешательства в их внутренние дела, вместе с тем он писал послам на Востоке, что они в отношениях с восточными политиками и дипломатами «должны быть настороже», «не верить их похвалам, не верить угрозам, не верить обещаниям»96. Видный советский дипломат А. П. Павлов (наш посол в Бельгии, Франции, постоянный представитель СССР при ЮНЕСКО), руководивший делегацией на переговорах с Ираном по пограничным вопросам, рассказывал мне: На переговорах встал вопрос о том, кто какие столбы будет ставить — какую часть мы, какую Иран. Я предложил, чтобы нечетные столбы ставили мы, а четные иранцы. Иранский представитель немедленно возразил. Тогда я сказал, что мы согласны и на другое — нечетные столбы будет ставить Иран. Тогда иранский представитель взял свое предложение обратно, сказав: «Нам надо подумать». Несколько раз он менял свою точку зрения и наконец, прежде чем решиться дать окончательный ответ, спросил меня: «А почему вы хотели взять нечетные номера? А почему ны сразу согласились на мое предложение отдать нам четные номера? Вы рассчитывали на то, что мы не согласимся?» Я еще раз сказал ему, что мы не видим разницы в номерах. Возможно только, что столбов с нечетными номерами будет на один столб больше. Иранский представитель видел в нашем первом предложении какую-то хитрость (вот, дескать, первый номер будет за Советским Союзом!) и мне кажется, что он не поверил и моему объяснению97. Приведенный пример характеризует еще одну черту восточной дипломатии. В течение длительного времени она имела дело с более сильным и опытным противником и отсюда ей приходилось действовать очень осторожно и осмотрительно, иногда затягивать переговоры, чтобы в ходе их выторговать у партнера побольше. Можно сказать, что на дипломатию многих восточных стран наложил отпечаток «восточный базар», который не мыслился без торга. Наш посол в Танзании К. Н. Кулматов в беседе со мной так характеризовал дипломатию этой страны: «Для дипломатов этой страны характерна максимальная осторожность в суждениях, определении своей политической линии, ответах на поставленные им вопросы. Если линия правительства еще не определена, они никогда не дадут определенного ответа, скажут, что они подумают и т. д.», и подчеркивал, что эти черты присущи не только этому африканскому государству98. Он высоко оценивает это качество дипломатии: «В результате в отличие от внутренней политики, где иногда делается ряд неверных шагов, в области внешней политики и дипломатии они стараются их избежать и делают их значительно меньше»3. Другая отличительная черта восточной дипломатии сложилась в результате их борьбы за независимость и после провозглашения ее. Эта независимость первое время признавалась западными странами больше на словах, и потому восточные страны тщатель но оберегали свой суверенитет и самостоятельность. Это было заметно и в выступлениях их представителей на заседаниях Генеральной Ассамблеи ООН. Как говорил мне один из делегатов на сессии Генеральной Ассамблеи в 1973 г., представлявший восточную страну, «ООН не очень-то считается с нами, но для нас участие в ней полезно. Мы учимся здесь дипломатии и вместе с тем поднимаем свой голос в защиту Черной Африки. С годами с нами будут больше считаться». И он оказался прав. К. Н. Кулматов, характеризуя дипломатов стран Африки, говорил: «Они очень тщательно готовят свои позиции и, как правило, по каждому вопросу имеют свою собственную точку зрения»99. Еще одной отличительной чертой восточной дипломатии является умелое использование противоречий между западными странами, а в период существования Советского Союза — между СССР и капиталистическими странами. Пожалуй, в ряде случаев они делали это не менее успешно, чем применяли этот принцип на практике империалистические государства. Впрочем, восточные страны этот принцип внедряли в свою дипломатию и до возникновения Советского Союза. Наш полпред и торгпред в Иране (1929-1935 гг.) рассказывал о своей беседе с одним из руководителей Ирана. Последний по поводу иранской дипломатии говорил: «Помилуйте, политика нашей страны всегда строилась на противоречиях между царской Россией и королевской Англией. Они были ногами, на которые опиралось туловище нашей политики»100. Для восточных государств, начиная с 60-х годов нашего века, очень важным стало укрепление своей экономики. Сила вновь созданных государств и их дипломатии в значительной степени зависела от их экономического развития, их стабильности. Поэтому для их дипломатии на первом месте стояли вопросы развития экономических связей, экономической помощи, займов и кредитов. Одной из первых на этот путь вступила самая развитая восточная страна — Япония. Как отмечает знаток Японии, посол Российской Федерации JI. Н. Кутаков, «на смену дипломатии, опиравшейся на силу, пришла “экономическая дипломатия”, ставшая эквивалентом внешней политики страны»101. Хотя чиновники японского МИДа не привлекают к выработке решений представителей деловых кругов (чиновники министерства иностранных дел убеждены в том, что лучше них никто не знает международной экономики и поэтому обращаться к кому-то за помощью или советом нет никакой необходимости)102, но в практической работе, связанной с экономикой, они широко используют японский бизнес. Л. Н. Кутаков, письмо которого мы уже цитировали, отмечает, что МИД (Японии. — В. П.) нередко поручает непосредственным представителям монополий ведение переговоров, в том числе по рыбному промыслу и другим проблемам103. Очень большое внимание уделяется странами Востока (Япония, Танганьика, некоторые арабские страны) подготовке профессиональных дипломатических кадров. МИДы этих стран воздерживаются от назначения на работу в министерства и за границей не мидовских сотрудников (в Японии в результате этого каждый дипломат обычно оканчивает свою службу в ранге посла) или не дипломатов. В результате такого внимания к подбору кадров и вековой мудрости восточных народов, многие из которых были колыбелью мировой цивилизации, дипломаты многих восточных стран отличаются высоким профессионализмом. Некоторые из них получили образование в престижных учебных заведениях Англии, Франции, США, ФРГ и СССР. Заграничное образование высоко ценится в восточных странах. Арабский дипломат и ученый Муса Фараг пишет: «Желательно, чтобы некоторые кандидаты на дипломатическую службу получали образование за границей. Они, в частности, расширят свой кругозор, приобретут общую культуру, изучат иностранные языки. Даже с чисто академической точки зрения они зачастую получают лучшую подготовку, чем их товарищи, обучившиеся в своей стране или в других арабских странах»'*. Еще в 50-х годах сами восточные страны критически относились к уровню подготовки своих дипломатов. Муса Фараг замечает, что «в целом среди них мало дипломатов, сочетающих понимание общих проблем с хорошим знанием в определенной дипломатической области104, они (кроме египетских дипломатов) не проявляли интереса к вопросам культуры»105. Кстати, в то время было мало послов — карьерных дипломатов3. Однако, по моему личному впечатлению, в 70—80-е годы положение значительно изменилось в лучшую сторону. Ф. Кальер в свое время писал, что для важнейших постов в дипломатии подходят дипломаты «среднего возраста»; имея в виду, вероятно, 40—45-летних. Дипломаты восточных государств в ряде стран, в том числе в таких важных точках, как Париж, Рим, Нью-Йорк, достигают своих постов даже раньше этого «среднего возраста». Мне довелось знать многих дипломатов восточных стран, в том числе самого высшего ранга и я мог оценить их профессионализм. Многие арабские дипломаты владеют приемами ораторского искусства. Мне вспоминается посол Сирии в Лондоне, посол Марокко. Когда они говорили, их можно было заслушаться. В 70-е годы представитель Саудовской Аравии в ООН Баруди был блестящим оратором, эрудированным и находчивым. Когда он выступал, зал заседаний всегда был полон, одни делегаты восхищались им, другие побаивались, но никто не оставался равнодушным и все понимали, что трудно было лучше защищать интересы своей страны, чем делал это он. 0 профессионализме дипломатов восточных стран можно судить по плодотворной деятельности двух последних генеральных секретарей ООН Бутроса Гали и Кофи Аннана. В ООН и других международных организациях роль восточных государств огромна. Считается, что восточным людям свойственно смягчать остроту высказываний, стремиться к компромиссу. Это качество они привносят в деятельность ООН. Подход к различным международным проблемам группы умеренных восточных стран часто способствует смягчению напряженности, успешному достижению консенсуса, поискам компромиссов. Нельзя переоценить роль восточных государств в образовании региональных организаций. Создание Лиги арабских государств в 1945 г., затем АНЗЮС и других региональных организаций способствовало развитию многосторонней дипломатии. Нельзя также не упомянуть, что начало саммитам глав государств на регулярной основе было положено совещанием глав арабских стран в 1969 г. Еще раньше, в марте 1947 г. состоялась первая неправительственная Межазиатская конференция, а позднее началось сотрудничество стран Азии и Африки на мировой арене. В апреле 1955 г. собралась так называемая Бандунгская конференция — первая конференция стран Азии и Африки (в ней участвовали 29 государств и несколько наблюдателей). Основой этого движения была «дипломатия неприсоединения», т.е. самостоятельного внешнеполитического курса стран Азии и Африки, осуждение колониализма и расизма. «Дипломатия неприсоединения» строилась на принципах «панча шила» — взаимного уважения, территориальной целостности и суверенитета, взаимного невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и мирного сосуществования’. «Дипломатия неприсоединения» внесла существенный вклад в развитие мировой дипломатии. Она придавала большое значение межгосударственным личным контактам. Д. Неру говорил, что такие контакты создают неофициальную атмосферу, при которой легче понять точку зрения друг друга, достичь согласия или спокойно определить расхождения. Страныучастницы этого движения предпринимали попытки содействовать компромиссному решению споров106. В этом движении активно участвовали выдающиеся деятели стран Азии и Африки, проявившие огромное дипломатическое искусство (Д. Неру, К. Менон, Г. Насер, С. Бандаранаике, А. Сукарно, К Нкрума и многие другие). Вообще надо иметь в виду, что для дипломатии восточных государств особенно важна борьба за престиж своих государств, в том числе строгое соблюдение протокола и этикета. Вчера зависимые государства, они сегодня особенно остро реагируют на всякое нарушение этикета и протокола. Они рассматривают отступление от общепринятого этикета, как оскорбление своего государства, умышленное стремление принизить их роль. Во время первого визита президента Египта Мубарака в Россию в сентябре 1997 г. египетская сторона настаивала на том, чтобы визит обязательно носил государственный характер, в противном случае, даже несмотря на подготовленные для подписания важные документы, она хотела его отменить. И еще два замечания. Стиль многих восточных стран отличается высокопарностью, обилием эпитетов, определенной долей преувеличения (вспомните хотя бы грузинские тосты), обязательным проявлением уважения к лицам старшего поколения, к гостям, собеседникам, родственникам гостей и собеседников. Это отражается и в дипломатическом языке, в особенности устном. Хозяин приема проявляет уважение, почтительность к гостю, даже любовь (и ожидает в ответ такой же велеречивости). И наконец, протокол и этикет многих восточных стран отличается от западных и, находясь в восточных странах, надо его обязательно знать и по возможности следовать ему. Говоря о «восточной дипломатии», мы отмечали общие черты, свойственные дипломатии многих восточных стран. Мы посвятили ей отдельный параграф, так как этот термин вы можете встретить во многих работах по дипломатии, но, по нашему личному мнению, «восточную дипломатию» можно рассматривать лишь теоретически, только с точки зрения методической и, я бы сказал, даже учебной. В природе такой дипломатии не существует, а есть дипломатия отдельных стран Востока, часто отличающихся друг от друга. Каждое из восточных государств обладает своей спецификой, вносит свое, иногда новое и необычное, в копилку мировой дипломатии, или окрашивает сложившиеся методы и приемы в свои собственные тона. Возьмем, к примеру, Японию. Многие западные Из истории дипломатии Дипломаты жалуются на то, что их министерства Японии. иностранных дел не оказывают достаточного влияния на выработку внешнеполитического курса своих стран, являясь лишь исполнителями воли руководства государства или той или другой политической партии. В отличие от этого, роль МИДа Японии достаточно велика: дипломатия страны активно участвует в разработке внешнеполитического курса государства и влияет на него. Японскую дипломатию часто упрекают в консерватизме и инертности, но цель этой «инертности» — обеспечить устойчивость внешней политики страны и в условиях тесного сближения с США сохранить самостоятельность внешней политики Японии, возможности дипломатии страны говорить на равных со своими могущественными соседями — США, Китаем, СССР1. Во многих странах возникает вопрос о росте международных связей местных органов власти и иногда о их ненужной «самостоятельности». Японский МИД уже больше трех десятилетий тому назад взял курс на распространение своего контроля над этими связями, так же, как над международными связями западных стран с японскими общественными организациями. Цель МИДа — расширить свое влияние на широкие слои населения страны. (В Японии шутят: «МИД пошел в народ»). Последнее дало особенные результаты, когда против «захвата» Курил Россией выступило почти все население Японии. Японские дипломаты хорошо усвоили методы своих западных коллег и в ряде случаев «усовершенствовали» их, вплоть до таких качеств, как двуличие и вероломство, особо изощренные способы ведения переговоров. Накануне русско-японской войны 1904—1905 гг. и вероломного нападения на Порт-Артур японцы постарались создать у российской стороны впечатление, что войны не будет. Накануне нападения на Перл-Харбор в 1941 г. японская делегация в течение длительного времени вела переговоры с США, зная, что никакого соглашения подписываться не будет, и Япония нападет на Соединенные Штаты; она затягивала их до предела, старалась усыпить партнера (будущего противника) и создать тем самым наилучшие условия для агрессии. Знание восточной дипломатии, особенности дипломатии каждой страны особенно важно при ведении переговоров. Известно, что у ряда стран существует своя специфика переговоров: в литературе даже появился термин «национальный стиль переговоров». Вот еще одна черта «консервативности» японской дипломатии. Во многих странах (в особенности в СССР, России) препятствуют созданию «поколений дипломатов». В Японии, напротив, поощряют дипломатические династии. И есть случаи, когда третье и даже четвертое поколение начавших свою карьеру в середине прошлого века, работают в МИДе. Этим также обеспечивается устойчивость дипломатии (подробнее см.: Панов А. Н. Указ. соч. — С. 141). Считается, например, что японцы мало реагируют на угрозы партнера по переговорам, хотя сами, дискутируя с более слабым противником, могут прибегать к угрозам. Они уделяют много внимания развитию личных отношений с партнерами и во время неофициальных встреч стремятся по возможности подробнее обсудить проблему. Они предельно точны во времени начала переговоров и их окончания. Японский дипломат всячески демонстрирует внимание, слушая собеседника. Но это не следует принимать за согласие с вашей точкой зрения. На самом деле этим своим вниманием он лишь побуждает собеседника к продолжению изложения его точки зрения107. Дипломатия другой восточной страны — Китая — Из истории , , ’ дипломатии также носит очень специфическии и своеобразный Китая. характер и заслуживает отдельного рассмотрения. Она исторически претерпевала серьезные изменения в зависимости от обстановки и задач, которые стояли перед страной. Вот, например, как Чжоу Эньлай в 1949 г. характеризовал китайскую дипломатию: «Если раньше мы придерживались курса непризнания капиталистических стран и их дипломатических представительств в Китае, то есть дипломатии свободных рук, то сейчас при взятии центральной власти в свои руки нам придется избрать дипломатию полусвободных рук, то есть в отдельных случаях вступать с ними в фактические связи»108. Затем Китай перешел к дипломатии полностью свободных рук и часто строил свою внешнеполитическую линию, исходя из стремления отвлечь народ от внутренних трудностей. Наметился при этом и свой стиль переговоров — повторяя изо дня в день одну и туже позицию (50-е «серьезное предупреждение»), искусственно создавая тупики в переговорах, вынудить партнера принять китайские условия, а в случае отказа возложить ответственность на другую сторону, обвинив ее в нежелании пойти на компромисс. Когда же это было нужно и выгодно Китаю, дипломатия страны проводила архигибкую линию. Занимая жесткую позицию в отношении Тайваня («есть один Китай»), китайская дипломатия затем давала понять намеками (иногда через третьих лиц) США и Японии, что Тайвань не главное препятствие при решении двусторонних проблем. И как всегда находилось для этого броское определение «Тайвань может подождать». Китайский национальный стиль переговоров отличается и другими особенностями. В делегации партнера китайцы обычно выделяют людей, которые выражают им симпатию, и стараются через них оказать влияние на позицию другой стороны. Окончательные решения принимаются китайской стороной обычно не за столом переговоров, а дома, после обсуждения. В китайских делегациях обычно много экспертов по различным вопросам и потому ее численность оказывается достаточно большой. Уступки китайцы делают обычно в конце переговоров, ошибки, допущенные партнерами, умело используют109. Китайские дипломаты очень успешно использовали заинтересованность иностранных государств в рынках сбыта («Китай — самый большой рынок сбыта!»), рассматривая заключенные ими торговые соглашения, контракты как первый шаг сначала к нормализации, а потом к расширению двусторонних политических отношений. Когда у КНР не было дипломатических связей с рядом стран Запада, она мастерски использовала дипломатию спортивных связей (пинг-понговая дипломатия 60-х годов) для того, чтобы показать, что связи есть и их можно расширить для приглашения в Пекин представителей западной интеллигенции, народной дипломатии и т.д. Впрочем, этот метод они, возможно, заимствовали и у нас, так как мы также широко использовали так называемую народную дипломатию. В последнее десятилетие китайская дипломатия активно использует как трибуну ООН во время сессий Генеральной Ассамблеи, так и заседания Совета Безопасности. При этом для нее характерна самостоятельность позиции, она, как правило, не оглядывается на позиции других стран, а проводит свою собственную, самостоятельную линию. Она не опасается, голосуя по принципиальным вопросам, применять право вето, даже если государства, с которыми у нее тесные отношения, поддерживают дру1ую резолюцию. Ее делегаты обычно хорошо и ар1ументированно отстаивают свою позицию. Несколько ® советской литературе не очень повезло трактовке слов проблем дипломатии как искусства, в том числе со- 0 советской ветской дипломатии. Либо в этом плане о ней почти дипломатии, ничего не писали110, либо говорили о дипломатии пар тийного руководства, правильности и мудрости принимаемых партией дипломатических решений. К сожалению, даже в многотомной « Истории дипломатии» этой теме посвящены лишь отдельные страницы в первом и втором томах, совсем немного в третьем и ничего в последующих трех книгах. В них рассматривается только внешняя политика и часто критикуется дипломатия западных государств. В исследованиях советских ученых подчеркивалось, что усилия «дипломатии эксплуататорских классов» направляются на то, чтобы вызвать войну, расширять ее орбиту, увеличить ее продолжительность111. Буржуазные авторы критиковались за то, что в их книгах преобладает тенденция «определять дипломатию в целом только как искусство», а «буржуазная дипломатия» осуждалась за то, что она не обладает способностью понимания действительных тенденций исторического развития и коренных исторических закономерностей, что она «вынуждена маскировать свои действительные цели, скрывать их от народов»112. Все основные труды западных дипломатов и ученых — Э. Сатоу, Г. Никольсона, Ж. Камбона подвергались критике за то, что их авторы «недалеко ушли в своих рассуждениях о дипломатическом искусстве, сводя его к субъективным, часто психологическим личным качествам дипломатов». Г. Никольсон обвинялся в том, что он устанавливает как бы каталог «особых дипломатических добродетелей», а книги известного американского дипломата и ученого Дж. Кеннона хулили за его заявления о том, что в дипломатии в девяноста девяти случаях из ста важное и решающее значение имеют совокупность свойств человека (дипломата) в целом, прежде всего его порядочность, его способность вызвать симпатию и понимание и т. д.'* Рассуждения Г. Никольсона о дипломатическом искусстве назывались «порочными», а его построения «искусственными». Что же тогда, по мнению этих авторов, являлось критерием дипломатии? Ответ был таков: «Общественный политический строй — вот в конечном счете решающий критерий для характеристики дипломатического искусства»1. Отсюда следовал вывод — хороший общественно-политический строй (это в СССР и странах «народной демократии») — хорошая дипломатия, плохой строй (на Западе) — плохая дипломатия. Такой вульгаризаторский подход приводил к удивительным и парадоксальным выводам. Казалось бы, если у нас была хорошая дипломатия, то были и хорошие дипломаты — ничего подобного. Уровень дипломатии определялся не способностью наших дипломатов, а общественно-политическим строем и талантами руководителей страны. При этом опирались на известную ленинскую формулу о том, что даже мелкие ходы советская дипломатия делает только с ведома Политбюро ЦК и, расширяя этот тезис, отводили дипломатам роль простых исполнителей. У руководства МИД существовала какая-то боязнь подчеркивать роль советских дипломатов в проведении внешней политики страны. В чем-то дипломаты приравнивались к разведчикам, имена которых никто не должен знать, а их успехи могут зачисляться только на счет руководства страны. Даже такой умный и опытный дипломат, как А. А. Громыко, хорошо понимавший роль дипломатов в осуществлении политики страны и с уважением относившийся к опытным дипломатическим работникам министерства, не избежал этого поветрия. Мне довелось присутствовать при разборе им как редактором некоторых глав «Истории дипломатии». Он пригласил к себе в кабинет проф. А. М. Некрича, автора ряда глав, и меня и начал с разбора глав, написанных им. Я их читал, они произвели на меня хорошее впечатление, и я думал, что едва ли он сделает какие-либо замечания. Но он говорил довольно долго, и главные его возражения касались «персонификации дипломатии». «Ну, что у вас на каждом шагу то Чичерин, то Литвинов, то послы Майский, Красин и Боровский, то другие дипломаты. Они были простыми исполнителями, настоящая дипломатия делалась в Политбюро, а диплома ты, фамилии которых вы упоминаете, были только исполнителями, действовали в соответствии с данными им инструкциями. Вы пишете, что наша дипломатия была успешной, а это значит, что инструкции, которые они получали, были продуманными и хорошими. Так и отметьте, а фамилии эти снимите»113. Тогда я не догадывался, что в недалеком будущем и мне предстоит встретиться с тем же самым отношением к этим выдающимся людям, когда я был назначен ректором Дипломатической академии. Мне пришла мысль с делать в академии небольшую портретную галерею наиболее видных советских дипломатов. В ней были представлены портреты Г. В. Чичерина, М. М. Литвинова, послов Л. Б. Красина, В. В. Воровского. Мы поместили на стенде портреты нашего посла в Польше, погибшего так же, как Боровский, на боевом посту, и других дипломатов. Мы сделали галерею в вестибюле академии, где прямо у входа был большой портрет В. И. Ленина. Не знаю, специально, чтобы посмотреть эту галерею или по другой причине, первый помощник министра посетил академию и, обратив внимание на портретную галерею, распорядился снять ее и заменить стендом с фотографиями членов Политбюро114. Характерно, что в книгах о дипломатии западных авторов обращается особое внимание именно на качества дипломатов, их характеры. В книге Г. Никольсона в специальной главе «Идеальный дипломат» перечисляются все требования, которым должен удовлетворять настоящий дипломат. В статье «Дипломат» в «Дипломатическом словаре», который издавался под редакцией министра, ничего не говорится о личных качествах дипломата. Словарь лишь упоминает формальные требования (возраст, высшее образование, знание иностранных языков) и подчеркивает, что эти требования «сведены к минимуму»115. Но, пожалуй, наиболее ярким показателем отношения руководства страны к дипломатам является мнение о советских дипломатах В. М. Молотова, который был председателем Совнаркома, заместителем председателя Совнаркома, министром иностранных дел (1939—1949, 1953—1957). Он говорил: «У нас централизован ная дипломатия. Послы никакой самостоятельности не имели и не могли иметь, потому что сложная была обстановка. Какую-нибудь инициативу проявить послам было невозможно. Это было неприятно для грамотных людей — послов Роль наших дипломатов была ограничена сознательно, потому что опытных дипломатов у нас не былох (курсив мой. — В. П.), но честные и осторожные дипломаты у нас были, грамотные и начитанные». «Я подчеркиваю, — продолжал он, — наша дипломатия 30—40—50-х годов была очень централизована, послы были только исполнителями определенных указаний. Эта дипломатия в наших условиях была необходима»116. Как охарактеризовать эти высказывания руководителей страны о советских послах? Начнем с того, насколько критикуемые были подготовлены к дипломатической деятельности. Я проанализировал биографии 22 первых советских полпредов (послов), из них 15 человек имели высшее образование, трое — незаконченное высшее, остальные — среднее образование (некоторые из них впоследствии стали наркомами, то есть были очень способными людьми). Большинство из первых послов были долго в эмиграции за границей и хорошо знали иностранные языки. В 1920 г. в НКИД по инициативе Чичерина были образованы для рядовых дипломатов курсы иностранных языков, на которых читались и лекции, необходимые дипломатам. В 1934 г. были организованы при НКИД постоянные дипломатические курсы, затем ВДШ и в 1944 г. МГИМО. Недостаток квалифицированных дипломатических кадров стал ощущаться в конце 30-х годов, когда было репрессировано более 100 дипломатов, в том числе послы в 14 странах, среди них Розен- гольц (полпред в Англии), Крестинский (замнаркома, полпред в Германии), Карахан (замнаркома, полпред в Турции). Арестовывали уже после войны И. М. Майского, обсуждался вопрос об аресте М. М. Литвинова. Даже о таких видных наших дипломатах, как Г. В. Чичерин или М. М. Литвинов, о которых весь мир говорил с уважением, руководство страны отзывалось уничижительно. Сталин питал откровенную неприязнь к Чичерину (впрочем, это чувство было взаимным). Чичерин, например, писал, что «примат партии над государственной деятельностью означает паралич государственной власти». Молотов о министерстве иностранных дел (под руководством Чичерина и Литвинова) отзывался так: «проституированный наркоминдел». Чичерин вынужден был не раз, когда не считались с его мнением, подавать в отставку. В одном из писем он отмечал, что ему нельзя было работать из-за сложившейся вокруг него обстановки. «Молотов упрекает меня в слабости. Наши представления, очевидно, далеко расходятся». Ворошилов утверждал, что Чичерин больше защищает интересы других государств, упрекая его в дворянском происхождении. Калинин обвиняет наркома в том, что последний плохо соблюдает интересы СССР. (Заметим в скобках, что два последних политика — Ворошилов и Калинин, — были малограмотными людьми, считавшими, что они лучше Чичерина разбираются в сложных проблемах международной политики.) Из членов руководства страны (после В. И. Ленина)117 только Рыков относился к Чичерину нормально. В свою очередь Чичерин писал Рыкову в 1928 г.: «Воспоминания о работе с Вами принадлежат к наилучшим в моей жизни»118. 0 преемнике Чичерина Литвинове Молотов отзывался еще хуже: «Он, конечно, дипломат неплохой, — говорил он, — но духовно стоял на другой позиции, довольно оппортунистической, очень сочувствовал Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, и, конечно, не мог пользоваться нашим полным доверием (курсив мой. — В. П.). В конце жизни он политически разложился»119. К сожалению, Молотов был не единственным министром иностранных дел, который пренебрежительно относился к своим собственным сотрудникам — дипломатам. Такого же мнения, как свидетельствуют его действия, придерживался и А. В. Козырев. Когда он занял пост министра иностранных дел, он сделал заявление о своем намерении на 90% сократить дипломатический состав союзного МИДа. Об этом рассказал в своей книге Шахназаров. Он передает содержание переговоров между М. Горбачевым и Б. Ельциным: Горбачев. Что значит, когда Козырев заявляет, что он обойдется без союзного МИДа? Кто будет участвовать в Хельсинкском процессе, представлять (Россию) в ООН, вести дела по разоружению? Ведь все это требует опыта и знаний. Ельцин. Согласен. Сказал, что насчет сокращения на 90% мидовского персонала это образ, примерная цифра. Горбачев. МИД — это ведь русские люди, можно сказать, столетиями формировавшие учреждение120. Видимо, нового министра одернули, и МИД СССР не подвергся уничтожению. Правда, потом в нем были созданы такие условия для работы дипломатов, что значительная их часть сама покинула МИД121. А как на Западе оценивались наши дипломаты? Г. Никольсон, не одобряя методов советской дипломатии, вместе с тем отмечал «ее силу, ее опасность»122. Как мы уже говорили, высокого мнения о Чичерине были немецкие и английские дипломаты. У. Черчилль писал об отставке Литвинова «Этот выдающийся еврей, объект вражды Германии, был пока отброшен, как сломанная игрушка»123. Американский исследователь советской внешней политики Луи Фишер так отзывался о Литвинове: «Всегда твердый, откровенный и мужественный, он говорил правду чаще (чем другие), а иногда его речи были сенсационными». Он отмечал, что Литвинов защищал советских дипломатов от действий «тайной полиции Москвы» и спас многих из них124. Английский посол Макдермот считает, что у советской дипломатии «можно кое-чему поучиться». Он призывал Запад быть мудрым «и рассматривать советских дипломатов такими, какими они в действительности являются — интеллигентными, прекрасно тренированными. Они могут внести существенный вклад в разрешение проблем войны и мира» (курсив мой. — В.П.)в. Известно отрицательное отношение писателя А.И. Солженицына к внешней политике и дипломатии царской России (не всегда, впрочем, справедливое и обоснованное). Не секрет его крайне негативная позиция в отношении политики коммунистов и тем интереснее его оценка внешней политики и дипломатии СССР. В журнале «Новый мир» он пишет, что «коммунисты не повторили ни единого промаха и ляпа царской дипломатии». Критикуя советскую дипломатию за (по его словам) «цинизм и жестокость», он вместе с тем хвалит ее, говоря, что за всю историю дипломатии России «советская была находчива, неуступчива, цепка, бессовестна и везде превосходила и побивала западную»125. Он отмечает, что эта дипломатия вызывала восторженное сочувствие у западного передового общества, отчего «потуплялись западные дипломаты, с трудом натягивая аргументы»126. Вместе с тем тот же Никольсон, например, отмечает, что теория марксизма-ленинизма не помогла русским создать какую-либо систему переговоров. Но, пожалуй, никто так резко не критиковал идеологические корни советской дипломатии, как Чичерин. Он хорошо видел, какой вред эта идеологическая деятельность, «партийный» подход к международным отношениям приносит нам. «Из наших, по известному шутливому выражению “внутренних врагов”, первый — Коминтерн. Это смерть внешней политики. Особенно вредными и опасными были коминтерновские выступления наших руководящих товарищей и всякое обнаружение контактов между аппаратом и компартией. Выяснилось, что в Турции вся компартия служила в наших учреждениях, это была форма финансирования партии»*. Особенный вред внешней политике и дипломатии, по мнению Чичерина, нанесла внутрипартийная борьба с оппозицией, когда, по его словам, «были открыты шлюзы для всякой демагогии и всякого хулиганства. Теперь работать не нужно, нужно бороться на практике против правого уклона. Т. е. море склоки, подсиживания, доносов. Осуществлялась диктатура языкочешущих над работающими»4. „ . Современная дипломатия часто называется много- Конферен- о , « цианная сторонней или конференционнои. В чем причина дипломатия, ее возникновения? Прежде всего возникли такого рода глобальные проблемы, в решении которых заинтересованы все или почти все стороны и решение которых зависит не от одного-двух государств, а от всех или почти всех сторон. К их числу, к примеру, относятся такие вопросы, как продовольствие, энергоресурсы, окружающая среда, Мировой океан, космос, ядерное разоружение, морские границы и границы экономических зон, запрещение новых видов оружия и т.д. С увеличением числа государств с 50 с лишним в середине 30-х годов до почти 200 в наши дни международные отношения и дипломатия стали более сложным и значительно более дорогим делом. Только крах Советского Союза и Югославии привел неожиданно к созданию двадцати с лишним новых государств и увеличению числа дипломатов. В Лондоне, к примеру, сегодня проживает 17 тыс. иностранных дипломатов и членов их семей'. Международные связи значительно расширились, теперь для решения той или другой международной проблемы нужно участие большинства или всех государств мира. Приведение различных точек зрения к единому знаменателю стало значительно более трудным и длительным процессом. Более того, ввиду сложности и важности проблем их разрешение обычно проходит на нескольких уровнях — экспертном, министерском, высоком и самом высоком. В качестве примера такого рода современных переговоров приводятся Хельсинкский процесс, Конференции по ограничению вооружений и разоружению, конференции по Боснии и Герцеговине, встречи большой «восьмерки», сама деятельность ООН и других международных организаций. И, казалось, сомнения в необходимости и пользе такой дипломатии необоснованны. Однако существуют и критики этого вида переговорного процесса. К чему она сводится? Возражения против этого вида дипломатии идут, скорее, не по линии необходимости диалога как такового, а по технике его исполнения. Критики этого вида дипломатии справедливо отмечают, что такие переговоры, когда одновременно собирается несколько или много участников, принадлежат больше не к дипломатии, а к политике, но дипломатия включает в себя и политику. Именно руководители стран могут решать сложнейшие вопросы, так как им, а не дипломатическим чиновникам, позволительно вершить окончательный вердикт. Затем критики отмечают, что широкие конференции требуют создания сложных структур управления, наконец, при этом неизбежно сталкиваются различные национальные стили ведения переговоров (и чем больше число участников, тем труднее их согласование и выработка какого-то компромиссного стиля, а игнорирование какого-то стиля порождает дополнительные трудности). Встает также вопрос о порядке голосования: если решать вопросы большинством — это означает возможность того, что почти половина участников может не подчиниться и отказаться примкнуть к соглашению, а в ряде случаев (вопросах, скажем, разоружения, неприменения ядерного оружия, вопросах о морских пограничных зонах и т.д.) сделает и вообще соглашение невозможным. Остается консенсус, но достичь его на многосторонних конференциях значительно сложнее. Возьмем, к примеру, конференцию по разоружению 1995 г. в Женеве, когда Индия наложила вето на запрещение ядерных испытаний'. Правило консенсуса датируется началом 70-х годов, и впервые решения консенсусом принимались в ООН. Консенсус отличается от единогласия, так как последнее означает отсутствие оппозиции или требует голосования. Консенсус же означает, что поскольку другого, всем приемлемого решения не удалось добиться, то участники конференции постановили принять компромиссное решение без голосования. Такой способ широко применялся на конференции по разоружению, конференции по морскому праву, а также в ОБСЕ и на совещании «группы 7 (8)». (К вопросу о консенсусе мы еще вернемся в последней главе.) Консенсус часто сочетается с другими новациями «cooling off periods» — перерыв с целью охладить страсти (в ходе закулисных встреч и переговоров за чашкой кофе). Он применялся на конференциях по нераспространению ядерного оружия в 1975 и 1980 гг. и на других встречах127. Дипломатия консенсуса породила и еще один термин — «паритетная дипломатия», при которой группы стран (по этническим, географическим признакам или по интере сам в той или другой области) устанавливают отношения друг с другом на равной основе (через послов и других представителей) с целью выработки общего решения по той или иной проблеме128. Эта форма «коллективного торга» помогла преодолеть некоторые проблемы, ставшие перед высокоразвитыми промышленными странами, несмотря на различия в их «размерах и силе». В то же время этот метод позволил и малым странам с меньшими ресурсами также сказать свое слово. Не следует, правда, преувеличивать значение этого метода. Во- первых, процесс такого соглашения — это долгое и утомительное дело, а во-вторых, оно может и не привести к положительным результатам, и тогда эти страны возвращаются к старым методам двусторонних переговоров129, по которым иногда легче добиться устраивающего обе стороны решения. Критики многосторонней дипломатии считают, что диалог может быть эффективным, если он ведется между двумя или тремя партнерами, — только тогда он может носить конфиденциальный и честный характер; и от соглашения между двумя-тремя участниками идти к другим участникам, постепенно вырабатывая удовлетворяющую всех формулу. В доказательство этого они приводят тот довод, что крупные международные сборища — это формальные сессии, предназначенные, скорее, для шоу и внутреннего употребления (посмотрите, избиратели, как мы хорошо отстаиваем ваши интересы), а настоящий бизнес делается либо в двустороннем диалоге и торговле, либо во время конференции, но тогда в частном порядке, не на заседаниях, а в коридорах и барах, а публичные заседания сводятся либо к церемонии подписания и ратификации, либо к ораторским выступлениям на публику130. Что можно сказать по этому поводу? Подробнее эти вопросы мы будем рассматривать в третьей части нашей книги («Переговоры»), Сейчас же ограничимся следующим. В принципе эта критика международных конференций справедлива, но все отмечаемые недостатки этого метода преодолимы и только требуют особенно тщательной подготовки конференции и высокого профессионализма переговорщиков (наверное, дипломатов надо серьезно учить методике ведения переговоров), но если не следовать предлагаемому методу, тогда разрешение проблем (в том числе ликвидации конфликтных ситуаций) потребует не дней, не месяцев, а многих лет, что обесценивает дипломатию. Кроме того, практика показывает, что, во-первых, в ряде случаев, когда в решении проблемы заинтересованы многие страны, метод конференциальной дипломатии является единственным, позволяющим добиться результата, а во-вторых, та же практика последних десятилетий оправдывает применение такого способа разрешения сложных вопросов, показывает, что тем самым экономится огромное количество времени, тогда как двусторонние встречи, да еще если к тому же они проводятся на недостаточно высоком уровне, оттягивают решение вопросов на много месяцев. Многосторонние встречи способствуют установлению взаимных, добрых отношений деятелей, хорошо знакомых с проблемами, с точкой зрения своих партнеров по предыдущим переговорам. Хотя бывает и наоборот. У М. Тэтчер после встреч с лицами ее ранга часто устанавливались недоброжелательные отношения. Личные отношения между министром иностранных дел лордом Керзоном и президентом Франции Пуанкаре после их встреч стали такими плохими, что они не помогали, а вредили переговорам. Но это только показывает, как важно участникам таких переговоров иметь в виду, что последние переговоры не означают, что других не будет, и что даже при расхождении не следует портить личные отношения. Конференционная дипломатия может иметь различные цели и разный характер: мирные переговоры по окончании войны, в которой участвовало несколько государств, переговоры, имеющие целью заключение многостороннего соглашения по одной из проблем, переговоры по изменению или дополнению многостороннего соглашения, переговоры по обмену мнениями и возможному соглашению (например, заседание «восьмерки», глав государств СНГ и др.). Это все переговоры, имеющие цель установление или расширение сотрудничества. Другие переговоры связаны с конфликтом, его окончанием и имеют цель ограничить конфликт, смягчить его, ввести в более цивилизованные рамки или ликвидировать источник конфликта, либо разрешить его, то есть полностью ликвидировать. Последние, многосторонние переговоры, — наиболее трудные, так как они включают разные конфликтующие стороны, посредников, гарантов, а если они идут под эгидой какой- либо международной организации, то и ее представителей. В них часто возникают и сложные протокольные проблемы, и затруднения с соблюдением этикета. Очень важным на такого рода многосторонних встречах (конференциях) представляется личностный фактор, причем чем сложнее обстановка (в особенности при конфликтной ситуации), тем важнее личность переговорщиков, чем выше уровень встречи и выше ранг ее участников, тем большее значение имеет личность руководителей делегации, их профессионализм. В свое время у нас был популярным и обязательным для претворения в жизнь принцип «Краткого курса истории ВКП(б)» — «История это не история личностей, а история идей» и потому личности (в особенности нежелательные) уходили в тень или вообще не упоминались. Но история без личности это не история, она включает в себя народ, личности и идеи. Это касается персон, которые поставлены историей на ведущие дипломатические посты в международных отношениях. Успех зависит от них как личностей, от отстаиваемых ими идей и от того, как они отвечают интересам народа, в данном случае государства, а также от подготовки самой встречи. История знает немало примеров, когда плохая подготовка привела и к отрицательным результатам. К переговорам надо готовиться и когда ваши позиции слабые, и когда они сильные, переговоры должны учитывать фактор времени конференции (как долго она может продлиться), состав участников и т. д. Очень большое значение при многосторонней дипломатии имеет организационная подготовка — количественный состав делегаций, формирование их, определение повестки дня, порядок председательствования, финансовые расходы, техническое обслуживание делегации, вопросы официального и рабочего языков и т. д. Созыву таких встреч должно предшествовать согласование по дипломатическим каналам основных процедурных и организационных вопросов конференции, а в ряде случаев и проектов документов для подписания. В случае, если конференция недостаточно подготовлена, следует продумать вопрос о переносе ее срока, так как плохо подготовленная встреча может принести не пользу, а вред. С помощью «группы 7(8)» сделалось более эффективным влияние европейских государств при решении международных вопросов. В последние годы заседания «семерки» превратились во встречи «восьмерки» с участием России. С 1997 г. участие России в заседаниях ведущих промышленно развитых стран мира стало постоянным. _ Новым в дипломатии второй половины XX в. Специальные миссии. стало использование наряду с постоянными посольствами и послами специальных представителей — послов по особым поручениям для переговоров от имени главы государства (или премьер-министра), а в последнее время и министра иностранных дел. Практика эта существовала и раньше, но в ограниченных масштабах. Можно было по пальцам одной руки перечислить все случаи направления таких специальных представителей, главным образом Соединенными Штатами и другими крупными державами. Упомянем прежде всего Гарри Гоп- кинса, американского дипломата, государственного деятеля, ближайшего помощника и доверенного лица президента США Ф. Д. Рузвельта. В 1938 г. он был назначен министром торговли. В начале 1941 г. Гопкинс был направлен в Лондон в качестве личного представителя Рузвельта. После нападения Германии на СССР он прибыл в Москву, где от имени Рузвельта вел переговоры с руководителями Советского государства. В ходе их были предварительно согласованы вопросы об оказании американской помощи, способы и маршруты поставки военных материалов, было распространено действие на СССР американского закона о ленд-лизе, и в октябре 1941 г. был подписан соответствующий протокол о поставках Советскому Союзу американских вооружений. Очень важным было то, что Гопкинс был личным другом Рузвельта, который ему полностью доверял; обычно о полномочиях Гопкинса президент писал: «Считайте, что все, что Вам говорит мистер Гопкинс, говорю я». Он был полностью посвящен в замыслы президента, сопровождал его на всех международных встречах. Он был больше чем посол, он был вторым «я» президента. Американский исследователь Г. Шервуд в биографии Г. Гопкинса писал: «Рузвельт осторожно воспитывал Гопкинса в искусстве и науке политики и ведения войны, и затем предоставлял ему огромную власть в принятии решений потому, что ему нравился Гопкинс, он доверял ему и нуждался в нем»131. Мне довелось, работая в Австралии, встретиться с сыном Гоп- кинса, и он мне сказал: «У него с президентом были не просто хорошие отношения, они были друзьями, он был доверенным президента, который говорил, что он самый лучший посол для выполнения его замыслов. Отец пережил президента всего на несколько месяцев»132. Преемник Рузвельта Г. Трумэн назначил своим личным представителем А. Гарримана, американского политического деятеля и дипломата. До этого Гарриман был советником президента Рузвельта по промышленным и финансовым делам, а затем в 1941 г. стал специальным представителем президента в Англии по осуществлению закона о ленд-лизе. Он возглавлял американскую делегацию на московском совещании трех стран в 1941 г., а в 1951 г. вел переговоры с иранским правительством об урегулировании англо-иранского конфликта, в ходе которых, угрожая Ирану санкциями, вынудил его на переговоры с англичанами. Трумэн привлек к деятельности посла по особым поручениям и другого дипломата и военного деятеля, генерала Дж. Маршалла, направив его с миссией в Китай с целью предотвращения в стране гражданской войны. Но Дж. Маршалл стремился навязать одной стороне (КПК) неприемлемые условия, противопоставив ей внутри страны антиправительственные партии. В 1947 г. он уже в качестве госсекретаря выдвинул «план восстановления и развития Европы», известный как «план Маршалла». Другим таким специальным представителем президента США был генерал В. Уолтерс, который в 1948 г. вел переговоры в Шри- Ланке, во время кризиса, связанного с действиями тамильских сепаратистов. Как отмечает Р. П. Барстон в книге «Современная дипломатия», специальные представители (послы по особым поручениям) «явились еще одними глазами и ушами» президента, имеющими целью прежде всего поиск информации. Они играли роль и «аварийного монтера»133. Из сказанного видно, что послы по особым поручениям выдвигались американцами, как правило, из числа видных в стране деятелей для важных и часто деликатных поручений. Все они пользо вались доверием президента, что способствовало их влиянию в переговорах. Задачи, которые обычно ставятся перед послами по особым поручениям или специальными миссиями, носят по сравнению с задачами дипломатических представительств ограниченный характер, они преследуют лишь четко очерченную цель. Во главе специальных миссий могут быть послы в каком-либо государстве, выезжающие со специальными поручениями в другие страны. Так, послы СССР в африканских государствах не раз выступали в качестве специальных представителей в других африканских странах, преимущественно в связи с церемониями провозглашения ими независимости или другими государственными протокольными мероприятиями, и, конечно, старались использовать эти варианты для бесед с руководством страны. ООН на своем заседании в декабре 1969 г. приняла Конвенцию о специальных миссиях. В ней отмечается (ст. 7), что наличие дипломатических и консульских сношений не является необходимым условием для посылки или принятия миссии134. Специальная миссия является временным представительством интересов страны и обычно направляется одним государством по взаимному соглашению двух государств. (Широко использовались Соединенными Штатами (как и Англией) специальные представители и во время кризиса в Югославии, хотя их деятельность не дала больших результатов). Функции специальной миссии определяются по взаимному соглашению двух государств135. В отношении специальных представителей, послов по особым поручениям действуют те же правила отказа в приеме и объявлении персон нон-грата, что и в отношении чрезвычайных и полномочных послов1. Конвенция предусматривает возможность двум или нескольким государствам направить общую миссию, но для этого требуется, конечно, согласие принимающего государства'*. Конвенция определяет дипломатический иммунитет и главы специальной миссии, и ее дипломатического персонала (неприкосновенность личных и служебных помещений, иммунитет от уголовной ответственности, освобождение от налогов, сборов, пошлин, таможенных сборов, досмотра и т.д.)136 Отмечая положительную роль деятельности специальных представителей, Барстон вместе с тем обращает внимание на теневые стороны этого дипломатического метода. По его мнению, это снижает ответственность и влияние постоянных дипломатических представительств и чрезвычайных и полномочных послов, снимает с них ответственность за последствия критических ситуаций. Насколько справедливо это замечание, мы выскажемся позднее. Советская и российская дипломатия широко использовала практику визитов послов по особым поручениям для переговоров по острым вопросам, в условиях кризисных ситуаций, для вручения посланий руководителей страны президентам и премьерам иностранных государств. Одно время в СССР была практика направлять послов по особым поручениям накануне сессии Генеральной Ассамблеи с изложением позиции страны по тем вопросам, в которых заинтересован СССР и на решение которых может оказать влияние то или другое государство. Мне доЕелось выполнять такие поручения в Афганистане и Иране. В 80-е годы широко применялась практика направления послов по особым поручениям с посланиями руководства страны по некоторым международным проблемам. Переговоры, которые они вели, не ставили своей целью заключение каких-либо договоров или соглашений, а были направлены на то, чтобы подробно информировать руководство страны по некоторым вопросам, по возможности согласовать позиции, подготовить решение некоторых проблем и способствовать развитию двусторонних отношений. Мне также довелось выполнять эту роль в различных странах — в Исландии, Бангладеш, Иране, Турции (а в последней даже дважды). К специальным представителям СССР, России в странах, их принимавших, относились с большим вниманием: как правило, с ними вели переговоры первые лица государства и министры иностранных дел. И еще одна удивительная особенность этих визитов. В некоторых, как правило, малых странах руководство министерств иностранных дел устраивало встречи со спецпредставителями всего коллектива дипломатических работников министерства с выступлением посла по особым поручениям, а затем его ответами на вопросы дипломатов и беседами с ними. Таким образом удавалось довести наши позиции и аргументацию до всех дипломатов министерств, нередко даже убедить их в правоте наших подходов к основным международным проблемам. Наш посол в Афганистане, который, конечно, присутствовал на такой встрече, сказал мне: — Может быть, я не прав, но представляется, что такого рода встреча не менее полезна, а может быть, и более важна, чем встреча с руководством страны. На мои вопросы, что дает ему основание для такого суждения, он пояснил: — Ведь теперь те люди, которые формируют политику, составляют документы, будут знать нашу позицию и ее обоснование из первых рук. У них было много вопросов, они сняли их и тем самым открыли дорогу к выработке положительного отношения к нашим предложениям. — Но ведь и вы часто встречались с дипломатами страны пребывания и делали такую же работу, — сказал я. — Это не совсем так, — ответил он, — я встречаюсь, как правило, с руководителями министерства, а не рядовыми дипломатами. А мои попытки выступить перед коллективом министерства ни к чему не привели. И я понимаю их аргументы — разреши сделать это мне, надо на основе взаимности предоставить такое же право и другим послам. Министерство превратится в лекционный клуб.' Вспоминаю аналогичное выступление в МИДе Исландии, где меня собравшиеся дипломаты забросали вопросами, и вместо планировавшейся 30-минутной встречи мы сидели около часа! И еще два-три замечания. Как я заметил, руководители государств и премьеры ожидают от посла по особым поручениям не просто вручения им послания главы государства, а беседы, разъяснения основных постулатов обращения. Так было во время второго посещения мною Турции. Мы ожидали, что встреча будет продолжаться 10—15 минут, тем более, что она шла без переводчика, а длилась она около 45 минут. Как правило, считается, что у дипломата, только что приехавшего из столицы, есть самые новые сведения. Поэтому руководители страны интересуются и личным здоровьем президента, (премьера), его настроением, вашим комментарием последних событий, и краткое изложение вами послания дает толчок к обсуждению различных вопросов. И второе (оно касается и замечания Барстона об умалении роли чрезвычайных и полномочных послов). Действительно, к визитам специальных послов отношение не всех посольств одинаково. Некоторые послы (справедливости ради скажем, что таких меньшинство) считают, что визиты спецпредставителей как бы «умаляют» их роль, ведь они и сами могли бы встретиться с руководителями страны (что они не раз и делали). Некоторые из них рассматривают даже такого рода «дополнительные визиты» чуть ли как недоверие к их профессионализму. Другие, напротив, полагают, что встреча посла по особым поручениям показывает особое внимание к стране их пребывания, помогает им в работе и не только не умаляет их роли, а наоборот, в особенности, если представитель из Москвы вовлечет в разговор посла (а он везде присутствует при такого рода встрече). Для этого спецпредставителю надо заранее обсудить с послом страны пребывания тактику ведения беседы. Некоторые послы делают после окончания визита гостя из Москвы узкий прием для наиболее влиятельных лиц страны и членов дипкорпуса, и это дает послу возможность расширить или закрепить его контакты. И наконец, визит послов по особым поручениям обычно привлекает внимание средств массовой информации. И здесь у послов большое поле деятельности — кого пригласить в посольство? Кто даст наиболее объективную картину в своем отчете? Как это организовать? Обычно после встречи с руководством страны переговорщиком дается пресс-конференция. Но не везде это дает результаты. Если нет сенсации, «жареного», газеты ограничиваются кратким сообщением. Иногда полезнее не собирать пресс-конференцию, а дать интервью одной-двум газетам (тем, которые порекомендует посольство). Тогда есть уверенность, что опубликованные материалы привлекут внимание общественности. Таким образом, визит посла по особым поручениям не только не умаляет роли чрезвычайного и полномочного посла, а наоборот, будет содействовать работе посольства. И в заключение надо отметить, что даже если посольство уполномочивается передать послание президента, то президент страны пребывания примет посла, но может случиться и так, что послу в стране пребывания придется разговаривать с министром или его заместителем. В МИДе России существует группа послов по особым поручениям. В 1999 г. она насчитывала около 20 человек. Группа включает в себя глав российских делегаций на переговорах со странами СНГ по урегулированию конфликта в Грузии, по содействию афганскому урегулированию, по Каспийскому морю, прибалтийским государствам, Совету Европы и др. В их задачу входила выработка договоров и соглашений с этими республиками. Некоторые из них имели ранг «председателей комиссии по переговорам». Кроме того, в эту группу входили руководители посреднических миссий России по мирному урегулированию в Нагорном Карабахе, руководители делегации по переговорам с Китаем по мерам доверия и по демаркации российско-китайской границы, глава российской миссии содействия по таджикскому урегулированию. Специальные миссии и послы по особым поручениям играют все большую роль в дипломатической жизни, в развитии контактов и сотрудничестве между государствами. В связи со значительным изменением междуна- И важнейшая_ родной обстановки после второй мировой войны, функция появлением совершенно новых сложных проблем дипломатии, в области вооружений, экономики, экологии, освоения морских пространств, прав человека, возросших связей между государствами возникли и новые требования к дипломатической информации. Значительно увеличился объем информации по международным проблемам и в средствах массовой информации. Первые фактические сведения об этих событиях руководство государств чаще всего получает по радио, телевидению, из газет. В связи с этим руководители государств не только потребовали расширения информации посольствами, но и качественного изменения ее. Считается, что в западной дипломатии начало новым требованиям к информации положило уже упоминавшееся нами обращение президента Кеннеди к американским послам в мае 1961 г. Отмечая, что Америка живет в критический момент истории, он подчеркивал необходимость американского лидерства в мире, которое в значительной степени зависит от американской дипломатии. Он требовал от посольств понимания не только деятельности иностранных правительств, но и знания народов зарубежных стран, их институтов и культуры. В связи с этим он считал необходимым, чтобы послы и другие дипломаты установили тесное личное сотрудничество за пределами дипломатических кругов. «Наша задача, — писал он, — не только понимать мотивы других, но и снабжать их информацией о наших планах»137. При этом он предписывал послам проводить более активную работу, расширяя и углубляя информацию из иностранных государств, чтобы она основывалась не столько на газетах, сколько на надежных и серьезных источниках. Он значительно расширял права американских послов, подчинив им все американские учреждения за границей за исключением вооруженных сил на иностранных территориях (подчиненных непосредственно президенту). Американские дипломаты назвали эти перемены «новой эрой активной дипломатии»138. Требования к анализу, аналитическим оценкам в современной дипломатии значительно отличаются от тех дипломатических документов, которые готовились в прошлом, и это определяется прежде всего самой сложностью нынешних проблем. Появилось множество новых факторов, которых не было раньше и которые должна учитывать дипломатия. Значительно более сложным стало внутреннее положение многих стран, в связи с ростом демократических процессов возникли новые партии почти в каждой стране. Усилилась роль финансового капитала в политике и роль международных корпораций, появились сотни международных глобальных и региональных организаций. События стали более скоротечными и потребовали немедленной реакции дипломатов. Какие же требования ставятся сейчас перед аналитической работой дипломата? Первое — она должна носить не поверхностный, обывательский, а научный характер и базироваться на учете и глубоком рассмотрении всех факторов, касающихся той или другой проблемы; на основе реальной картины сегодняшнего дня дипломат должен делать выводы о возможном развитии событий в будущем и давать рекомендации правительству. Второе требование — современная информация должна строиться не на одном-двух, а на многочисленных и разнообразных источниках, конечно, наиболее достоверных. Третье требование. Так как обычно дипломатию интересует прежде всего политика правительства, она должна опираться прежде всего на правительственные документы, законы и распоряжения правительства, высказывания его руководителей, мнения правительственной элиты, в том числе в парламенте. Но следует обращать внимание и на данные, которые вы можете получить из кругов, так сказать, реальной власти, деловых кругов, финансовых структур. Во-первых, потому, что, как уже было сказано, они пользуются большим влиянием в правительстве и хорошо знают обстановку (они ее и создают) и, во-вторых, через них вы можете осуществлять и свое влияние на правительство (сказанное, конечно, не значит, что вы можете пренебрегать другими источниками, даже если они критически относятся к политике правительства). Четвертое. Ваш анализ будет более верен и точен, если вы хорошо знаете страну пребывания и глубоко разбираетеь в той про - блеме, по которой даете информацию, т.е. вы знаете политику и экономику страны, ее политический строй, ее партии и их лидеров — правительственных и оппозиционных, ее историю, характер нации (или наций). Поверхностное знание страны ведет к поверхностной характеристике ее политики. Эти знания должны базироваться не только на материалах СМИ, а на изучении солидной литературы, контактах с элитой страны, в том числе с ее интеллигенцией, представителями науки. Пятое. Анализ должен учитывать и строиться на самых последних данных по проблеме, о которой вы пишете. Если информация устарела еще во время ее составления, то и принятое центром решение может быть неполным и даже неправильным. У журналистов есть поговорка: «Вчерашняя новость — мертвая новость». Это в полной мере относится и к дипломатической информации. Если она устарела, то правительство вынуждено будет принимать решение на основе других источников, прежде всего материалов СМИ, достоверность которых часто бывает сомнительной. Шестое. Одна из ошибок, может быть даже пороков, некоторых дипломатов — сообщать такую информацию и давать такой анализ событий, который бы не только не раздражал правительство, но даже ласкал бы его слух. Делается это обычно так: отрицательные факты опускаются или смягчаются, а какие-то позитивные оценки выпячиваются на первый план. Это самый опасный путь и часто такая информация может сослужить плохую службу правительст ву. Информация должна быть максимально объективной (насколько могут быть объективными человеческие оценки), не подстраиваться под точку зрения правительства. Дипломат должен иметь мужество сообщать максимально правдивую информацию, какой бы горькой и неприятной для адресата она ни была Я бы не останавливался на этом вопросе, если бы некоторые послы нашей страны не страдали болезнью смягчать неприятные для правительства известия. Конечно, наши послы в этом редко признаются. Но иногда, даже в их мемуарах, это проскальзывает. Так, И. М. Майский, наш посол в Лондоне, пишет, что за 12 дней до начала войны 10 июня 1941 г. его пригласил товарищ (заместитель) министра иностранных дел А. Кадоган и сказал, что по поручению правительства он передает важное сообщение. Он просил посла записать, что он скажет. И Кадоган, глядя в документы, говорил, сколько германских дивизий было сконцентрировано у советско-германской границы, что в день к границе подходят 25—30 воинских поездов, что в ряде районов у границы эвакуировано местное население. У посла сложилось впечатление об «огромных массах» нацистских войск, которые неудержимо «стремились на Восток» и «вот-вот должны были обрушиться на Восток». Кадоган подчеркнул, что премьер-министр просил срочно сообщить все эти данные Советскому правительству. Это было не «общее сообщение», а конкретные данные, за которые отвечало английское правительство и которые через несколько дней полностью подтвердились. Как же реагировал посол, отправляя это сообщение? Сам он пишет: «Конечно, я не принимал сообщения Кадогана за стопроцентную истину Англичане были заинтересованы в развязывании войны на востоке и могли сознательно сгустить краски поэтому с того, что я услышал от Кадогана, я мысленно делал значительную скидку»' (курсив мой. — В. П.). Эта «значительная скидка», которую признаёт сам посол, могла только дезориентировать советское руководство. Как мне говорили наши дипломаты, имеющие дело с операциями наших посольств в случаях экстремальной ситуации, некоторые из послов до последнего момента рисовали радужную картину, сложившуюся в стране, в результате чего многие события оказались для нас неожиданными, и правительство (иногда с большим запозданием) вынуждено было принимать экстренные и экстраординарные меры в невыгодном для нас положении. Седьмое. Давая информацию (в особенности из средств массовой информации), не следует слепо полагаться на нее (даже солидная газета может быть дезинформирована). Следует обязательно всеми возможными (легальными) средствами перепроверить ее. Надо иметь в виду, что пресса подает данные выборочно, с учетом того, какую цель она ставит перед собой, с учетом ставки на сенсацию, на увеличение тиража и просто из-за ангажированности журналиста. Разговоры о том, что все СМИ «независимы», что все журналисты «честнейшие» и «бескорыстные люди», почти святые, — изобретение самих журналистов. Каждый из нас, кто соприкасался с прессой, я уверен, сталкивался не только с честными служителями массовой информации, но и с теми, которых нельзя отнести к этой категории. Процент нечестных людей в СМИ не меньше, чем в других профессиях, а их зависимость от хозяев, владельцев телевидения, радио, газет не меньше, чем зависимость сотрудников в других областях нашей жизни. Вот два моих разговора с редакторами газет: Один из редакторов австралийской газеты спросил меня за ланчем, правда ли, что Аэрофлот устанавливает прямую связь между Москвой и Сиднеем. Я с удивлением сказал ему: «Но только вчера я читал об этом большую статью в вашей газете и хотел спросить Вас об этом же». Его ответ до крайности удивил меня: «Я, конечно, читал статью, как читаю все, что мы печатаем, но я хочу знать правду». И я вынужден был разочаровать его, что, по моим сведениям, это дело еще не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. Редактор солидной английской газеты признался мне: «Я не могу поручиться, что все в моей газете правда и что некоторые материалы не лоббированы и не искажают истину». А о зависимости журналистов мне поведал один из известных газетных магнатов Р. Максвелл. Он при мне говорил в своем офисе с журналистом, написавшим статью, которая шла на первой полосе газеты «Миррор», о том, как надо ее исправить, а затем соединился со стенографисткой и продиктовал ей новый текст. На следующий день я увидел в газете эту вторую статью, но подписанную журналистом — автором первого варианта Кроме того, надо помнить, что средства массовой информации ради популярности и, учитывая вкусы потребителя, придают многим событиям настолько эмоциональную окраску, что искажается истина. Восьмое. Стиль дипломатической информации значительно отличается от журналистского или художественной литературы, скорее он приближается к научному, но ряд его особенностей следует упомянуть. Прежде всего это точность информации. В некоторых дипломатических документах: справках, информациях, характеристиках, политических письмах, необходимы ссылки на источники (в особенности при цитировании источников, цифровых данных), чтобы министерство могло проверить информацию или сличить с другими источниками. Так как эта информация предназначена для чтения руководством министерства страны, она должна быть максимально сжатой, без лишних слов, сопровождаться в случае необходимости выводами и предложениями. Стиль дипломатических документов, предназначенных для общения с иностранными государствами — договоров, соглашений, имеет свои особенности. Отношения дипломатии и журналистики очень сложны и заслуживают особого рассмотрения. Одно время дипломаты упрекали журналистику в том, что отдельные ее сообщения затрудняли действия дипломатов, нередко способствовали расширению и углублению конфликтов и обострению международной обстановки. В своей книге, изданной в 1925 г., Ж. Камбон предсказывал, что «роль прессы усилится, и некоторые нации, особенно опытные в искусстве пропаганды, будут с каждым днем все больше вводить в заблуждение доверчивые массы». Сэр Артур Хелпс (английский публицист и историк. — В. П.) говорил, что «половина бедствий в этом мире проистекает от неточности и неопределенности»139. И в связи с этим перед дипломатом ставится задача помочь обществу получать правильную, точную информацию с тем, чтобы народы имели время для размышления, для оценки происходящего, в особенности когда возникают критические ситуации. «Информация об опасности является единственной и, может быть, самой главной задачей британской дипломатии», — писал английский дипломат Макдермот140. Отсюда стали ставиться перед дипломатами новые задачи: во- первых, расширение контактов дипломатов с журналистами и не только для получения информации, но и для обмена с ними ин формацией. Тот же английский дипломат писал: «Хороший журналист, по крайней мере, такой же хороший репортер и информатор, как хороший дипломат»1, и, следовательно, в интересах дипломатии, чтобы журналисты получали от них регулярную, добротную информацию. Сегодня дипломатам все больше приходится сталкиваться с критикой в свой адрес. Их упрекают прежде всего, в «недемократичное™ дипломатии», в ее «скрытности», в том, что рядовых избирателей знакомят не с переговорами, а с результатами их, когда они уже ничего не могут изменить. Сторонники «открытой дипломатии», обычно оппозиционные партии, настаивают на том, чтобы избиратель знал, что делается во внутренней политике, чтобы он знал, что и как делается в дипломатии. Они заявляют (и в известной степени справедливо), что рядовой гражданин не может понять из скупых заявлений министерства иностранных дел типа «встреча прошла в конструктивной обстановке», «были обсуждены такие-то и такие-то вопросы», «стороны нашли точки соприкосновения», «переговоры обнаружили больше позиций согласия, чем расхождений», «переговоры были трудные, но полезные» и других ничего не значащих сообщений, что собственно происходит. Они отмечают, что и парламентарии не могут по этой скудной информации судить, насколько правительство и дипломаты умело и активно защищают интересы страны. Критики современных методов дипломатии подчеркивают, что народ более разумен, справедлив и морален, чем многие политики, занимающиеся внешнеполитическими проблемами. Все это красиво звучит, но для дипломатов ясно, что спорные вопросы решаются не при свете прожекторов. Дипломатия во многих случаях требует конфиденциальности. Другое дело, что дипломаты должны достаточно постоянно и своевременно информировать общественность о своей работе, чтобы от нее не утаивали ничего важного. К сказанному надо добавить следующее: значительная часть деятельности дипломатов не является секретной. Заседания Совета Безопасности, Генеральной Ассамблеи ООН и многих ее организаций доступны для публики и средств массовой информации. Во-вторых, закрытость дипломатического диалога и переговоров объясняется их многосторонним характером и, кроме того, является чем-то исключительным — ведь и вопросы внутренней политики на заседаниях министерств, правительств тоже являются закрытыми. Дипломатия подобна торговле и в известной степени карточной игре, где партнеры не раскрывают своих карт. Недаром Г. Никольсон, говоря о двух стилях дипломатии, называет одну из них «военной» и другую «купеческой»141. И там и здесь открытость ведет к поражению. «Все экономические дискуссии, — пишет посол А. Уотсон, — которые занимают такое большое место в дипломатическом диалоге, включают торговлю»142, т. е. носят закрытый характер. «Существенная черта торговли — это то, что другая сторона не знает, как далеко вы можете пойти, и потому результат наиболее эффективен в честных (и доверительных. — В. П.) дискуссиях, но, конечно, итог переговоров может быть публичным»143. Тот же Никольсон пишет:« Переговоры (а они суть дипломатии. — В. П.) представляют собой уступки и встречные уступки. Если о сделанной уступке станет известно до того, как публика узнает, что за нее будет получена встречная уступка, может возникнуть такое сильное возмущение, что это приведет к прекращению переговоров»'*. Далее он цитирует слова Ж. Камбона: «Когда не станет секретности, переговоры любого рода станут невозможными»144. Наконец, переписка между правительством и посольством всегда и во всех странах с самого начала истории дипломатии была личной перепиской, скрытой от посторонних глаз. Ее сравнивают с перепиской между адвокатом и его клиентом, и потому эта переписка охраняется дипломатическим иммунитетом. Статья X Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) констатирует: «Любая договаривающаяся сторона не обязана обнародовать такого рода доверительную информацию, которая бы противоречила общественным интересам»145. Это является правилом всех международных организаций и дипломатических представительств. Вопросы информации настолько актуальны, что когда министерства западных стран начинают какие-то реформаторские акции в отношении дипломатической службы, они обязательно включают в свои программы проблемы информационной работы. Так, министр иностранных дел Франции А.Жюппе в 1993 г. собрал специальное совещание глав французских дипломатических представительств за границей и объявил им о реформе французской дипломатии. Он заявил о необходимости приспособления деятельности французской дипломатии к новому международному климату и провозгласил необходимость «настоящей революции в умах французских дипломатов»146. В качестве главной черты этой революции он поставил требование улучшения информации — повышение качества экспертизы в разных районах мира, прежде всего охваченных катастрофой. Цель — возможность на основе этой информации превентивной дипломатии. Этот процесс, по его мнению, должен быть двусторонним — не только информация посольств Парижа, но и информация Кэ д’Ор- се французских зарубежных представительств. Аналогичную задачу поставил перед Форин Офисом в 1995 году министр М. Рифкинд. Английский МИД всегда отличался хорошо поставленной службой информации и, казалось, в особом улучшении не нуждался. Но министр обратил внимание английской дипломатии на усилившееся воздействие средств массовой информации, прежде всего электронной, на политиков. «И их мнение — сказал он — политикам придется принимать во внимание и они нуждаются в своей собственной, проверенной и всесторонней информации посольств»147. Он поставил задачей иметь «параллельную информацию (от) посольств», которая должна быть «составной частью дипломатической деятельности»148. В связи с этим он указал и на то новое, что должно быть введено в дипломатию. «Под лучом прожектора средств массовой информации правительство (а следовательно, и дипломатия) вынуждены быть открытыми»'1. Напомним еще раз, что Г. Никольсон считал, что «политика является законным объектом контроля», но перего воры — контролю не подлежат. Что же, теперь английская дипломатия пересматривает свои позиции? Конечно, нет. Но она призывает дипломатов учитывать новые настроения общества и демонстрировать открытость (т. е. не быть открытой, а демонстрировать ее), проводить более гибкую дипломатию, соответствующую духу времени. _ Один из наиболее острых вопросов современной Торговая о дипломатия, дипломатии — какую роль в ней играют экономические проблемы, бизнес, торговля, финансы и информация о новых технологиях. При зарождении дипломатии торговля в ней играла первостепенную роль, сама дипломатия выросла из торговли. Сношение племен, сплотившихся государственных образований начиналось с обмена товарами. В древнегреческой мифологии Гермес (что означает коварный), бог торговли и прибыли, был покровителем послов, хранителем посольств. Именно Гермес даровал посланцам неприкосновенность, т. е. дипломатический иммунитет, подтвержденный самим богом богов Зевсом149. Тогда дипломатию понимали очень своеобразно, включая в ее приемы и обман. Гермес был также богом изворотливости, ловкости и хитрости150. Таким образом, торговля и дипломатия были тесно связаны друг с другом и находились под покровительством одного бога. Английская дипломатия, как считают британцы, началась с консульской службы, а ее основы были заложены в купеческой хартии 1303 г. Дипломатические отношения между Англией и Россией (1554 г.) завязались после установления торговых отношений между двумя странами. У. Питт, видный государственный деятель Англии (1708—1778 гг.) заявил, что британская политика — это британская торговля. Сами дипломаты утверждают, что дипломатия как профессия обязана торговле. Она дала толчок к превращению любительской дипломатии в профессиональную3. Нет точных сведений, когда посольские связи стали регулярными, постоянными. Но бесспорно, эти первые постоянные посольства возникли в Италии, на территории которой в то время было несколько государств, между которыми складывались тесные экономические связи. Торговля не могла развиваться на визитах отдельных представителей. Она нуждалась в функционировании учреждений, которые бы, как мы говорим сейчас, изучали рынок, защищали купцов своей страны за пределами их родины. Итальянские города вели оживленную торговлю со странами Ближнего Востока и для защиты своих граждан еще в XIII—XIV вв. стали посылать в страны Востока своих консулов, иногда нескольких. Они, в частности в Константинополе, выполняли и дипломатические функции. Общий латинский язык, конечно, облегчал торговлю между ними и помогал вовлечению в нее более широких слоев населения. Италию называют колыбелью современной дипломатии, ибо учреждения постоянных посольств начались именно в Италии. Во многих итальянских городах — Милане, Венеции, Риме, Флоренции, Генуе, Савойе, почти одновременно, начиная с середины XV в., создаются постоянные дипломатические учреждения, а затем и в Лондоне, Париже и т. д. Считается, что первое постоянное посольство было создано в Генуе миланским герцогом Франческо Сфорца в 1455 г., в 1500 г. Савойя назначила постоянного посла в Рим и т. д. А в конце века Венеция направила посла в Лондон, затем в Париж. В начале XV в. Англия послала своих послов в Париж151. Среди итальянских городов особенно выделялась венецианская дипломатия. Считалось, что венецианская дипломатия располагала талантливыми дипломатами и что в Венеции дипломатия была доведена до степени искусства. Венецианские послы много занимались экономическим положением стран, в которых были аккредитованы, банковским делом, активно в делах дипломатии использовали венецианских купцов, их информацию и их влияние. Наряду с процессом увеличения числа постоянных посольств шел и обратный процесс борьбы против них. Многие монархи государств не желали, чтобы посольства были хорошо осведомлены об их внутренних делах и даже вмешивались в них. Один венецианский посол в Риме только за один год послал 472 донесения о положении в Риме152. Английский король Генрих VII к концу своего правления выслал из страны почти всех послов, а венецианцы, так активно на саждавшие постоянные посольства в других странах, приняли в 1481 г. ряд мер, направленных на ограничение их разведывательной деятельности. Они запрещали своим гражданам общение с иностранными послами под угрозой серьезного наказания153. Затем на долгие годы и даже века дипломатия стала принимать, я бы сказал, политический характер. Дипломаты стали чураться торговли и торговых отношений. Считалось, что посольства представляют государство, а не отдельных промышленников, что дипломатам не подобало заниматься вопросами торговли, что дело купцов конкурировать между собой, а не посольства помогать одной группе промышленников в ущерб другой. Они считали, что если к политическим вопросам и соперничеству прибавится еще и торговая конкуренция, то «и без того нелегкие задачи дипломатии усложнятся еще более». Возможно, в этом сказывалась и «беспомощность в такого рода технических вопросах»154. Однако постепенно, начиная примерно с середины XIX в., вопросы торговли в посольствах некоторых стран стали играть большую роль. Однако сопротивление дипломатов этому процессу было упорным и длительным. Когда феодал, помещик, будущий канцлер Германии, Отто Леопольд Бисмарк решил приобщиться к дипломатии, ему был дан категорический совет вначале пройти службу в одной из немецких промышленных компаний, т.е. сначала постичь науку экономики и тем самым подготовить себя к дипломатической деятельности. Министр иностранных дел Бельгии в середине XIX в. писал, что «бельгийская дипломатия в то время, когда промышленность страны ищет рынки сбыта, должна принимать усилия, чтобы находить пути для расширения торговли страны»155. Большое внимание вопросам бизнеса в конце XIX — начале XX в. стала уделять и российская дипломатия. С. Ю. Витте, видный государственный деятель России и дипломат, когда он был премьером, уделял внешнеэкономическим проблемам большое внимание: вел коммерческие переговоры с Францией, заключил торговое соглашение с Германией. В 1880 г. коммерческие атташе были назначены в английские посольства сначала в Париж, Берлин, затем Константинополь и Пекин. Этому примеру последовали Франция и Германия. Но, как отмечал английский историк и дипломат Гамильтон, и «до 1914 г. ценность коммерческой дипломатии еще оставалась под сомнением»156. Приближение мировой войны поставило вопрос о новых технологиях, новых видах вооружений. Закупки оружия были залогом военных успехов и стали, таким образом, носить политический характер. Новые военные технологии потребовали вовлечения в коммерческую дипломатию специалистов военно-промышленного профиля и включения их в штат посольств, позднее они стали называться атташе по вопросам науки и техники, коммерческими атташе (в СССР и России — торгпредами)157. Казалось, наступило время, когда посольства в целом, весь их дипломатический штат, будут больше заниматься торговлей, но этот период длился недолго. Вновь проявились признаки новой войны и дипломатия в 20-х и 30-х годах опять стала заниматься почти исключительно политическими проблемами — как или избежать войны, или сколотить выгодный для страны военный блок. Дипломаты стали все больше отмежевываться от торговых дел, будто бы второстепенных, не свойственных развитой дипломатии, перекладывая эти проблемы на коммерческих атташе, торгпредства и консульства. «Я агент правительства, а не компании», — любили говорить послы. Даже вторые и третьи секретари стали считать, что связь дипломатии с торговлей «унижает» их, принижает их статус и значимость, превращает их в коммивояжеров; они отсылали посетителей, интересовавшихся торговыми проблемам, к консульским работникам. Некоторые западные дипслужбы, как, например, английская, ставили барьер между «консульской» и «собственно дипломатической службой», затрудняя переход из первой во вторую. Начальник одного из департаментов английского МИДа как-то сказал: «Когда я спрашивал глав наших зарубежных представительств, каков объем нашей торговли со страной его пребывания, очень не многие могли ответить на этот вопрос, а один из них даже сказал: “Это не моя забота”. Некоторые дипломаты при этом переходили в наступление, заявляя, что их задача — содействовать расширению всей торговли страны, а не отдельного бизнесмена (будто заботясь о контрактах одного бизнесмена, они не содействуют развитию торговли всей страны). Они критикуют бизнесменов, которые “не понимают, что первое место в дипломатии занимают политические проблемы, а потом уже экспорт наших товаров”». Американские дипломаты уверяли, что «самую большую опасность представляет соперничество собственных фирм страны, сталкивание интересов наших различных компаний»158. Дипломаты часто жаловались, что им, иногда по запросу бизнесменов, «приходится бросать текущую работу и делать то, что должен был сделать сам бизнесмен, а если мы этого не делаем, то они немедленно бросаются к своим членам парламента и журналистам с жалобой на нас»159. Известный английский исследователь проблем дипломатии Э. Кларк делает неожиданный вывод о том, что для содействия торговле нужны другие дипломаты, отличные от нынешних: «Посольской дипломатической службе, — пишет он, — необходимы лица, так сказать, другой веры, потому что торговля — это не дело людей, сидящих за столом и пишущих доклады, чем занимаются дипломаты»*. Первыми на путь «коммерциализации» дипломатии после второй мировой войны встали Соединенные Штаты. В то время как главные их противники — Германия, Япония и Италия, и главные союзники — торговые конкуренты Англия и Франция, вышли из войны ослабленными, США, наоборот, экономически значительно окрепли. Удельный вес США в мировом производстве промышленной продукции увеличился с 45% в 1937 г. до 62% в 1947 г., а доля в экспорте капиталистических стран за то же время увеличилась с 14,1 до 32,5%, т.е. в два с половиной раза, в то время как доля Англии и Франции, вместе взятых, сократилась с 21 до 8%, а Германии, Италии и Японии (вместе) и того больше — с 17,6 до 2,3%160. Естественно, что война открыла огромные возможности и дала мощный толчок к росту экспорта США. И руководство США поняло, что извлечь возможные выгоды надо путем усиления роли дипломатии в решении экономических проблем, вывоза капиталов и товаров. «Америка должна вести себя как мировая держава № 1», — утверждали американские руководители161. На первом послевоенном съезде Национального Совета внешней торговли США его казначей заявил, что США должны взять на себя ответственность крупнейшего акционера в корпорации «земной шар»162. В планы американской внешней политики и дипломатии входила выработка основных направлений экономической экспансии США. Именно государственный секретарь США выступил с планом, получившим название «плана Маршалла». В результате такой «экономической дипломатии» экспорт США вырос с 10,3 млрд. долл. до 15,3 млрд. долл. в 1955 г.163 Вслед за Соединенными Штатами курс на «торговую дипломатию» взяли Германия, Англия, затем Япония. Нацеливание дипломатии на экономическую экспансию шло в ряде стран нелегко. Понадобились реформы самой дипломатической службы. В докладе о реформах британской дипломатической службы в 1964 г. говорилось, что английские дипломатические представители за рубежом должны больше внимания уделять экспорту британских товаров'1. Так как эти реформы и новые требования проводились сверху, то они не всегда учитывали обстановку, иногда отодвигали политическую работу дипломатов настолько на задний план, что это приводило к отрицательным результатам и, конечно, использовалось дипломатами против самих реформ. Так, после свержения шаха Ирана западноевропейские посольства в Иране подверглись критике за то, что они излишне сконцентрировались на коммерческих вопросах и упустили из виду важнейшие политические перемены, которые происходили в Иране164. С другой стороны, сами экономические связи государств в последние десятилетия настолько расширились и усложнились, что требуют от дипломатов все большего времени. Президент США Клинтон вынужден был еще раз обратить внимание на значимость дипломатов, сказав в 1995 г., что «ни одна страна не может творить свою судьбу в одиночку»165. А экономические интересы даже дружественных стран в ряде случаев стали вступать в непримиримые противоречия друг с другом и конкуренция приняла настолько острый характер, что в решение ряда споров вынуждены вступать не только дипломаты, но и руководители государств. Увеличилось число международных экономических соглашений (соглашение в Бреттон-Вуде (1944), Международный валютный фонд, Международный банк реконструкции и развития, Генеральное соглашение по тарифам и торговле, Организация экономического сотрудничества и развития, Европейский банк реконструкции и развития и другие соглашения). Возникновение новых государств приводит к осложнениям отношений между ними, причем не только по национальным, но и по экономическим мотивам. А известно, что чем больше возникает проблем, тем чаще в их разрешение вовлекается дипломатия. Для российской дипломатии и стран СНГ вопросы участия в решении экономических проблем, в торговле являются еще более злободневными, чем для Запада. Общая тенденция дипломатии СНГ и России претерпела значительные изменения. После 1917 г. параллельно с решением политических вопросов (мир с Германией, дипломатическое признание нас странами Запада) встали в первый ряд и вопросы экономические. Разрушенная страна нуждалась в торговых связях с иностранными государствами. Первая международная конференция, в которой участвовала наша страна, была созвана для решения экономических вопросов (Генуэзская конференция, 1922 г.). Первые договоры, заключенные Советской Россией, были торговыми соглашениями (1921 г.). Затем, начиная с полосы политического признания нас (1924 г.) и установления дипломатических отношений с нами странами Запада, после учреждения нами посольств во многих странах, в них стали организовываться торгпредства. Но и тогда дипломатия у нас носила, прежде всего, политический характер. Экономические проблемы в ней отошли на дальний план. И так продолжалось несколько десятилетий. Сами работники торгпредств стали называть себя «коммерческими дипломатами», а дипломаты наших посольств любили говорить: «Мы — не торговцы, мы — политики». Только в 70-е годы правительство СССР стало больше обращать внимание дипломатии на решение экономических проблем. В те же годы было дано указание о создании при посольствах под руководством посла экономических советов, в которых бы принимали участие дипломаты, работники торгпредств, журналисты (но по-прежнему к этим вопросам проявляли интерес не больше одно- го-двух дипломатов). Была усилена подготовка по экономическим вопросам слушателей Дипломатической академии, введены позже экономические курсы, но решительного перелома в обучении дипломатов торговле достичь не удалось. В последнее время российские посольства и дипломаты других стран СНГ стали проявлять значительно больший интерес к экономике, но до сих пор еще в ряде посольств не налажено получение достаточного количества справочных и информационных материалов по экономике своей страны, квалификация ряда дипломатов не находится на том уровне, чтобы давать практические рекомендации по экономике российским и иностранным бизнесменам, обращающимся в посольства1, и как-то влиять на развитие российского экспорта. С этими проблемам десять-двадцать лет тому назад столкнулись и некоторые западные страны. Был произведен опрос, что думают дипломаты и бизнесмены о том, как улучшить связь, координацию дипломатии с бизнесом. Вот их мнения по этому поводу: Д. Дэвил (председатель консорциума группы английских аэропортов): «В высшей степени невероятно, что дипломаты будут содействовать бизнесу, до тех пор пока они сами не будут обучены этому. Мы, специалисты по иностранному бизнесу, тратили много времени, осваивая принципы маркетинга, тогда как дипломаты не имеют времени для изучения этих проблем Они должны быть обучены, чтобы помогать нам, бизнесменам Время отстранения дипломатов от бизнеса прошло, и дипломаты нашей страны должны стать торговцами». Д. Денис (исполнительный директор): «Коммерческие секции посольств слишком пассивны и не очень ответственны. Они могли бы быть более эффективны, если бы были более ориентированы в нашей работе». Хаксли (второй секретарь по коммерческим вопросам, сотрудник МИД): «Я хотел бы видеть больше профессионализма в работе дипломатов, занимающихся экономическими вопросами. Только коммерчески ориентированные дипломаты могут разговаривать с бизнесменами на их уровне»1. Все опрошенные бизнесмены отмечали, что подготовка дипломатов должна носить не только и не столько теоретический, сколько практический характер. Обучение их должны вести специалисты бизнес-практики, непосредственные сотрудники фирм и предприятий. Неправильно было бы, однако, сводить вопрос о содействии посольств разрешению экономических проблем только к вопросам содействия экспорту. Экономические отношения в современном мире стали настолько многообразны, что они увеличили зависимость одних стран от других в такой степени, что их решение часто стало зависеть от геополитики. Зависимость государств друг от друга не новость. Афины и Древний Рим вынуждены были импортировать зерно из других стран, и в этих операциях активную роль играла дипломатия. Но сегодня взаимозависимость стран в связи с развитием технологий приняла исключительно важное значение. Установившиеся многообразные связи между государствами, международные корпорации, инвестиции капитала в другие страны, совместные предприятия, капиталовложения в другие страны, международный туризм, охвативший десятки и сотни миллионов людей (в Англии и Германии почти половина населения выезжает на отдых за границу) — все это ведет к колоссальному росту товарообмена, увеличению международных финансовых операций. Возникла новая отрасль дипломатии, занимающаяся отношениями внутри экономических союзов и блоков и связями между ними. Во многих посольствах западных стран значительную роль стали играть не двусторонние, а многосторонние отношения экономических обществ, подготовка соглашений между ними, согласования изменений в законодательстве своих стран, которые диктуются расширением экономического сотрудничества. При этом в решение именно многосторонних отношений часто вмешиваются различные партии и создают большие сложности для дипломатии. Так, например, в 1996 г. на съезде консервативной партии Англии (в то время правящей) был поставлен вопрос о нежелательности отказа Англии от фунта стерлингов и перехода на евровалюту166. Английской дипломатии пришлось в какой-то степени учитывать это мнение и давать задний ход, хотя решения уже были приняты всеми государствами ЕС. А ведь страны Сообщества плывут в одной лодке. Те или другие решения принимаются совместно (иногда с большим трудом), и пересмотр их одним государством грозит всем странам Сообщества. Дипломатия теперь в связи с интенсивной интеграцией (и, прежде всего в экономических вопросах) становится взаимозависимой167. Расширение диалога на группу государств представляет новое тяжелое бремя для дипломатии и вводит в нее новые методы. Более того, даже вне союзов и обществ страны стараются координировать свои экономические отношения в тех областях, где их интересы пересекаются, например, нефть, продовольствие, валютные курсы, морское рыболовство, экология. Общие, взаимовыгодные решения могут быть достигнуты в результате взаимодействия, дипломатических переговоров. Бывший министр иностранных дел Англии М. Рифкинд сказал об этом так: «Интересы, связывающие страны Европы воедино, стали значительно превалировать над интересами, временно разъединяющими нас» *. Во многих экономических и других научно-технических вопросах дипломатия отходит от традиционных методов работы и переговоров, в особенности многосторонних. Для примера приведем обсуждение мировым сообществом вопросов, которые имели место на международной конференции дипломатов и ученых в Братиславе в 1996 г. На ней подчеркивалось, что если есть серьезные экономические интересы, то политическая напряженность так или иначе уменьшается, и даже часто дело не доходит до открытой конфронтации, конечно, если страна прямо не осуществляет агрессивной политики (тогда ее может не остановить и экономическая нецелесообразность). Участники конференции отмечали, что в ряде слу чаев отпала необходимость сбора посольствами фактической информации, которая может быть получена другим путём, и, прежде всего, той, которая передается по всем каналам мировых средств массовой информации. (Впрочем, я сам в этом сомневаюсь, так как любая информация стоит денег, а расходы на дипломатическую службу, а в особенности в России, сокращаются, кроме того, я знаю, что многие западные посольства в Москве сами собирают необходимую для них коммерческую информацию). Выступавший от имени России заместитель министра иностранных дел С.Б. Крылов подчеркнул, что дипломаты, условно говоря, должны стать коммивояжерами в их задачу входит демонстрация возможности торгового сотрудничества, осуществление крупных экономических проектов1. В прошлом наиболее активную торговую дипломатию проводили, прежде всего, те страны, которые жили от внешней торговли. Так, Питт Младший, премьер-министр Англии (1759—1806 гг.) говорил: «Британская политика — это британская торговля». Пруссия в 20—30-х годах прошлого столетия добилась своего влияния в Германии благодаря созданию таможенного союза, из которого была исключена Австрия, главный ее конкурент. В настоящее время к странам, которые особенно заинтересованы в активной экономической дипломатии, нужно отнести «большую восьмерку» (отсюда и ежегодный экономический саммит), страны СНГ — прежде всего Украину и Белоруссию, для которых проблема экспорта является первостепенной. В заключение несколько слов о современной эко- Экономическая номической дипломатии США. В последние годы дипломатия ттт США в Штатах развернулась широкая дискуссия, имеющая целью реформу в экономической дипломатии. В предстоящем десятилетии, по мнению американских политиков, значение международных коммерческих связей еще более возрастет. Это объясняется, во-первых, стабильностью экономического положения, которое обычно содействует торговле, а во-вторых, прогрессом в экономике, в особенности в США. Американская экономика в настоящее время связана с иностранными рынками, больше чем когда бы то ни было раньше. Бизнес США стал сейчас глобальным. В него вовлечено огромное число партнеров — стран, международных организаций и мировых монополий. А вместе с тем у Вашингтона (а тем более других стран, в особенности у России) нет для решения новых, возникающих проблем (в том числе со сбытом товаров) ни лишних финансовых средств, ни влияния, каким они располагали раньше168. США сейчас ищут рынки сбыта для зерна, автомобилей, самолетов, доступа к новым рынкам сырья, прежде всего нефти, меди и других цветных металлов. «Экспансия бизнеса является частью судьбы нации», — пишет журнал «Foreign Affairs»169. При этом он отмечает, что когда на вопросы экономической дипломатии не обращается достаточно внимания, это приводит к очень неприятным последствиям. «Три американских автомобильных компании недавно толкнули первую администрацию Клинтона на грань торговой войны с Японией»170, — замечает по этому поводу заместитель секретаря по вопросам международной торговли. «Страна не может больше обеспечить свое развитие, место занято. Более чем третья часть экономики США связана с экспортом»171. В связи с этим встает вопрос: каким американским фирмам дипломатия должна оказывать помощь в первую очередь? Тем расширяющимся иностранным компаниям, которые имеют большие операции в США, скажем, «Northern Telecom» (канадская фирма) или стабильным американским компаниям того же ранга. Предпочтение должно быть отдано канадской компании, она расширяет и обеспечивает занятость американцев. Она легче проникает на канадский рынок Определение приоритетных фирм должно быть делом госдепа, посольств и не должно быть подчинено интересам одной фирмы. Принцип «что хорошо для “Дженерал моторе”, хорошо и для Америки» — не подходит для коммерческой дипломатии. Должно быть определено, каким фирмам и компаниям, с точки зрения Америки, надо оказывать предпочтение и государственную (дипломатическую) поддержку, какие «экономические альянсы» предпочтительны для США, деятельность каких фирм за рубежом будет содействовать увеличению занятости в США, улучшению американской технологии и т. д., считает журнал «Foreign Affairs»172. И еще один вопрос стратегии внешней торговли. Американский бизнес зависит от помощи Вашингтона, его дипломатии в либерализации мировой торговли, устранении торговых барьеров, содействии защите интеллектуальной собственности (США занимают первое место в списке лауреатов Нобелевской премии и лидируют в открытиях и изобретениях). Задача дипломатии — содействовать экономическим реформам. Правительство и его дипломаты в странах пребывания должны содействовать подписанию крупных контрактов, в особенности таких, в которых местные правительства оказывают помощь своим компаниям'. В связи с этим и дипломаты, и бизнесмены на первое место ставят задачу совместных действий администрации, госдепа, посольств и бизнеса, не разрозненных, как это было раньше, а объединенных в один кулак. «Соединенные Штаты должны использовать все средства внешней политики на всех уровнях для достижения намеченной цели, для проведения активной внешнеторговой политики, даже возможно агрессивной»173. При этом они должны быть направлены не только на ту страну, с которой предстоит решать трудные проблемы, но и на другие страны, влияние которых может оказаться полезным. «Если мы хотим заставить Китай, — пишет заместитель министра по внешней торговле США, — уважать правила глобальной торговли, то мы нуждаемся в давлении на него не только из Вашингтона, но и из Европы, Японии, даже Юго-Восточной Азии». В свою очередь и фирмы должны поддерживать правительство в его внешней политике и дипломатии. Тесно связаны, по мнению американских руководителей, вопросы бизнеса и прав человека Соблюдение их способствует развитию торговли, в свою очередь поддержка американским бизнесом политики прав человека помогла решить проблему ликвидации апартеида и создала нормальные условия для торговли с ЮАР174. И еще одна общая проблема бизнеса и дипломатии — расширение торговли во многом зависит от ликвидации одностороннего контроля за экспортом товаров и односторонних санкций. Если коммерческие санкции нужны, они должны стать предметом международных переговоров, быть многосторонними и вводиться только тогда, когда под вопрос ставится национальная безопасность. Американские бизнесмены и политики обсуждают вопрос и об улучшении финансирования коммерческой дипломатии. Они отмечают, что из года в год сокращаются расходы на дипломатию (с 4,5 млрд. долл. в 1994 г. до 2,8 млрд. долл. в 1997 г., в то время как Франция тратит на те же цели в 10 раз больше, то же положение в Канаде и в особенности в Японии)'. В США все чаще раздаются голоса об увеличении числа дипломатов в посольствах, занимающихся коммерцией (в посольстве США в Бразилии 42 дипломата занимаются политическими вопросами и только 6 экономическими)175. Американские бизнесмены считают, что должна быть улучшена подготовка дипломатических кадров с точки зрения интересов США в целом и бизнеса в особенности. В этом направлении уже кое-что делается в США. Кандидаты на заграничную службу США подвергаются сейчас более серьезным испытаниям, чем раньше. Письменный экзамен кандидата состоит из трех частей и содержит больше ста вопросов. Для успешной сдачи экзамена кандидатам рекомендуется закончить университет. Особое внимание при обучении уделяется вопросам экономики и торговли. Курс по принципам экономики занимает два семестра, и по экономической истории США один семестр, по международной торговле и финансам 1-2 семестра, по географии мира — один семестр. Серьезные экзамены проводятся по умению будущих дипломатов анализировать обстановку, решать ту или иную гипотетическую проблему, подготовить соответствующие документы, в том числе по экономическим проблемам. „ Как дипломатия, так и разведка появились много Дипломатия и ряанрдкя столетии тому назад, конечно, первоначально в довольно примитивных формах. Западные историки разведки называют ее даже первой древнейшей профессией. Но сами масштабы шпионажа и потому взаимоотношения между разведкой и дипломатией со временем значительно изменились. Условно говоря, цели и той, и другой государственной службы в некоторой степени одинаковы — защита интересов своей страны путем сбора информации в зарубежных странах о действиях и планах их правительств, но способы добывания информации и влияние действий этих двух структур на развитие событий кардинально отличаются друг от друга, да и источники информации далеко не одинаковы. Задача разведки охватить такие стороны жизни государства, какие недоступны открытому наблюдению, т. е. дипломатии. В Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г. записано, что дипломаты получают информацию законными средствами и только законными, а разведка прибегает и к другим средствам, далеким от соблюдения законности. Информация дипломатов обычно не содержит особых секретов, касающихся детальной оценки сторон жизни государства, тщательно охраняемых. Тайная информация обычно тщательно проверяется с помощью других, тоже легальных источников и, как правило, надежных. Сведения разведки с трудом проверяются или вообще не подлежат проверке, потому что она сама опасна и может привести к разоблачению разведчиков и разглашению ее источников. В результате следует провал. Разведки проваливаются, и увеличивается недоверие к их данным, которые нельзя проверить. Так, израильская разведка Моссад, которая считается в мире одной из лучших, не смогла предупредить об атаке египетскими и сирийскими войсками Израиля в 1973 г., рисуя радужную картину отношений между этими странами. Результаты известны: Израиль был застигнут врасплох и едва не потерпел поражение176. Другие примеры: американская разведка не смогла раскрыть планы нападения на Перл-Харбор в 1941 г., она же накануне падения шахского режима в Иране и прихода к власти аятоллы Хомей- ни сообщала о том, что в стране не ожидается никаких перемен, а английская разведка, старейшая в мире177, завоевавшая уже в первой мировой войне репутацию самой лучшей секретной службы, не сумела в 1989 г. засечь приготовления Аргентины к войне за Фолклендские острова178. Классический пример просчета английской разведки приводит У.Черчилль в своих мемуарах. Английские спецслужбы просмот рели в 1941 г. приготовления гитлеровской Германии к войне против СССР, сообщая, что «Гитлер и Сталин придут к соглашению», и тогда Черчилль сам, ознакомившись с донесением рядовых разведчиков и проанализировав их, пришел к выводу, что предстоит вторжение Германии в Россию уже в 1941 г.179. Во второй половине нашего столетия деятельность иностранных разведок значительно активизировалась и расширилась. На мировую арену выступила разведка Соединенных Штатов. (Разведслужбы США были сформированы после нападения Японии на Перл-Харбор). В 80-е годы Центральное разведывательное управление США росло и укреплялось быстрее всех других американских министерств и департаментов. Так в 1983 г. его бюджет вырос на 25% по сравнению с 18%-ным расходом на оборону180. Не отставали и разведки других стран. Канада, разведка которой была введена канадской полицией, учредила специальную службу разведки и безопасности, которая установила тесные отношения с НАТО, английской и американской разведками181. В 60—70-е годы реформировала свою службу разведки Франция. В 50-х годах организовал свою службу разведки Египет, еще раньше, в 40-х годах, Израиль, в 1956 г. Западная Германия. Как в дипломатии методы и формы различных государств в значительной степени однотипны, так и в разведке методы разных стран не слишком отличаются друг от друга, и развитие разведок, успехи и в особенности «нецивилизованное» поведение, связанное с грубыми нарушениями законов и прав человека, приносят значительный вред и разрушают то положительное, что удалось достичь дипломатии в установлении отношений доверия и улучшения межгосударственных отношений. Провалы разведок приводили обычно к крупным скандалам. А так как разведки стали действовать активнее, в особенности в связи с распространением ядерного оружия, его совершенствованием, то и провалы разведчиков участились, а реакция на их действия обострилась. По сведениям госдепартамента США, за шпионаж в 1981 г. были высланы из разных стран 27 граждан США, в 1982 — 49, в 1983 — 147 человек. Эти акции были предприняты правительствами Англии, Бангладеш, Бельгии, Дании, Голландии, Ирана, Италии, Западной Германии, Японии и Швейцарии182 в ответ на разоблачение в СССР агентов этих стран. Конечно, за этими высылками следовали ответные меры Советского Союза и других стран. Отношения с этими странами осложнялись и даже резко ухудшались. Иногда эти шпионские истории забывались, но чаще они оставляли глубокий след. Я приехал в Австралию в 1966 г., 15 лет спустя после так называемого дела В. Петрова, резидента советской разведки, предавшего страну, попросившего в Канберре политического убежища и подробно рассказавшего о своей деятельности. И даже спустя столько лет, в стране продолжала царить шпиономания, и каждый дипломат рассматривался как разведчик183 В 1971 г. в Англии советский разведчик, работавший под прикрытием сотрудника торгпредства, изменил Родине. В результате его информации, правдивой или ложной (последнее нельзя исключать — он хотел набить себе цену), из Англии правительством Э. Хита было выслано 90 дипломатов и работников торгпредств и 15 другим советским сотрудникам, находившимся в то время вне Англии, было запрещено возвращение в страну184. Москва заявила протест, выслала 12 английских шпионов, отношения с Англией были на долгое время испорчены. Практически почти во всех странах, прежде всего в крупных, под крышей посольства работают разведчики. Они, естественно, пользуются иммунитетом, их имена числятся в дипломатическом листе185. В некоторых случаях даже министерства иностранных дел официально участвуют в работе секретных служб страны или тесно связаны с ними (и в их штате работают разведчики). В Англии есть даже специальный термин «второй Форин Офис» — секретная разведывательная служба (СИ С — Сикрит интеллидженс сервис), которая входит в состав Форин Офиса — МИДа Англии. В 1980 г. представители правительства официально признали это. Средства на разведывательные службы выделяются парламентом по представлению постоянного заместителя министра иностранных дел186, считается, что постоянный заместитель министра является и руководителем этой службы. Английский историк К. Эндрю уверяет, что Форин Офис осуществляет шпионскую деятельность в нарушение общепринятых норм международного права187. В мае 1996 г. МИД России заявил решительный протест английскому посольству в Москве по поводу недопустимого поведения английских дипломатов, которые использовали «крышу посольства» для своих шпионских операций (им удалось даже вовлечь в шпионаж против России одного дипломата МИД СССР, который был арестован). В представлении МИД РФ приводился список этих «дипломатов» с описанием деятельности каждого из них. А за два года до этого был выслан и резидент английской разведки МИ-6 — советник британского посольства Джон Скарлет188. Западные государства ведут разведку не только против России, но и друг против друга. В 80-е и 90-е годы громкие скандалы возникли в связи с разоблачением действий израильской разведки против США. В конце 80-х годов английский разведчик Питер Райт опубликовал книгу «Искатель шпионов», в которой рассказал об английском шпионаже против французского посольства в Лондоне189. В 1969 г. во время визита президента США Р. Никсона в Париж, американская контрразведка обнаружила, что французы шпионили за членами американской делегации и даже вмонтировали в пиджак помощника президента (Холдеманса) крошечный микрофон. Такой же электронный шпионаж французские секретные службы осуществляли против американской делегации во время визита Р. Рейгана в Париж в 1982 г.190 Французские спецслужбы принадлежат к одним из лучших в мире; они проводят систематическое слежение за иностранными посольствами и дипломатической почтой (впрочем, как и многие другие государства). В Париже существует специальное подразделение «Служба КУ», которое обследует диппочту иностранных государств (когда она не сопровождается дипкурьерами), прослушивает разговоры внутри посольств. Начальник разведывательной службы ЮАР заявил в 1994 г., что в Южной Африке значительно увеличилось число иностранных шпионов, занятых добыванием технологических секретов, в том числе ядерных, так как многие южноафриканские специалисты участвовали в английских ядерных разработках. Он даже привел цифры. С 1990 по 1994 г. число иностранных миссий в стране возросло на 16%, а их разведывательный персонал на 182%191. Один из руководителей КГБ В. Чебриков заявил в 1984 г., что советская разведка разоблачила и нейтрализовала множество иностранных шпионов. Факт широкого использования западными странами своих посольств следует особо подчеркнуть, так как западные дипломатические службы и политики стремятся создать впечатление, что только советские, а сейчас российские, посольства позволяют себе такого рода деятельность, и что будто бы число разведчиков в наших посольствах в несколько раз превышает число дипломатов. Так, упоминавшиеся нами Гамильтон и Лэнгхорн утверждают, что процент разведчиков в российских посольствах составляет 40—50%, а в некоторых из них доходит до 75%;|. Западные авторы книг о КГБ и советской разведке приводят даже имена многих послов нашей страны, которые были советскими разведчиками на Кубе, в Китае, Ливане, Японии и других странах. Более объективные исследователи отмечают, что западная дипломатическая служба прикрывала систему шпионажа и его масштабы тогда были настолько впечатляющие, что Версальский договор 1919 г. запрещал немецким дипломатам проведение шпионской работы. (В 1932 г. Германия отказалась от этого ограничения.) Британский Форин Офис в 1920 г. признал свою ответственность за деятельность английской разведки и контрразведки (МИ-5 и МИ-6), которые он контролировал192. И если в ряде западных стран из-за нехватки средств сокращается в загранпредставительствах число дипломатов, то это, как правило, не касается разведчиков, работающих под крышей посольств. Более того, при уменьшении штатов посольств и сокращении так называемых «чистых дипломатов», чье основное место работы — министерство иностранных дел, а не разведка, одновременно увеличивается число разведчиков с рангом дипломатов. В августе 1986 г. бывший госсекретарь США J1. Иглбергер и американский посол в Индонезии опубликовали в очень солидном американском журнале «Foreign Affairs» статью под названием «Доллары и смысл дипломатии», в которой привели такой факт. Один из американских послов получил распоряжение сократить число дипломатов посольства на пять единиц. Под давлением госдепа он вынужден был это сделать. А некоторое время спустя приехали вместо покинувших страну дипломатов другие пять «дипломатов», но уже из разведывательного ведомства Вашингтона193. Более того, если мы посмотрим на историю разведки, то обнаружим, что с возникновением постоянных посольств (середина XV в., в России в конце XVII в.), разведка была частью дипломатии, и в ряде случаев трудно было провести грань между дипломатией и разведкой. Даже сами послы были разведчиками и руководителями разведывательной службы. Голландский дипломат XVII в. Абрахам Уиксефорт в книге «Функции посла», изданной в 1680 г., называет посла «почетным шпионом». А сама дипломатия в то время часто действовала именно методами шпионской службы — тайным сбором информации, подкупом знающих и влиятельных лиц, вербовкой шпионов в стране пребывания. Тогда это считалось нормой дипломатической работы. Классическим примером такого рода дипломата был Шарль-Морис Талейран, который, по словам российского историка Франции Ю. В. Борисова, «стоял на недосягаемой вершине пирамиды стяжателей и вымогателей»194. Он покупал дипломатов, тайных агентов других стран, еще успешнее продавал себя, и в этой сфере «не имел себе равных в многовековой истории дипломатии». По некоторым данным, он обладал одним из самых крупных состояний в Европе195. В те времена в большинстве случаев дипломатическая и разведывательная службы не были разъединены. В наше время почти во всех странах они действуют самостоятельно и профессионально. Дипломаты не ведут разведывательной работы, и даже руководители загранучреждений, кроме резидента, часто не знают, кто из разведчиков «трудится» под крышей посольства. В свое время (я сужу по своей практике) существовало правило, когда разведчики знакомили руководителя посольства со своим «квартальным письмом». Я имел возможность читать их и, как мне говорил резидент, он добавлял в конце письма, что я был ознакомлен с ним. В бытность мою послом в Англии в 80-е годы такой практики уже не было, и, находясь в стране, я не читал ни одной бумаги, которую в центр посылал резидент. Правда, некоторые донесения разведки мне показывал по своей личной инициативе относившийся ко мне по-доброму секретарь ЦК КПСС Б.Н. Пономарев, когда я бывал в Москве, а все донесения разведки, касавшиеся положения в лейбористской партии, шли и в ЦК КПСС196. В то же время те дипломаты, которые работали в разведке, практически знали значительную часть документов посольства, отправляемых в Москву, так как они присутствовали почти на всех совещаниях, на которых эти документы так или иначе обсуждались. В последние десятилетия взаимоотношения разведки и дипломатии значительно изменились. Все больше и больше ее задачей стано вится не только собирание фактов, но и их научный анализ. Теперь разведка стала уделом не любителей, имевших целью только похищение или приобретение секретов, а делом профессионалов высокого класса. Как подчеркивалось в «Энциклопедии шпионажа», современный разведчик «заменил одаренных любителей и авантюристов», наверху, в каждой стране, будь это Восток или Запад, будь она капиталистической или коммунистической, стоит элита интеллектуалов, умных людей, университетски образованных197. Теперь перед разведчиком стоит задача не столько «рыться в мусорных ящиках», сколько в утомительном сборе наиболее важных данных и, главное, в их анализе. Но для анализа нужны надежные сведения, причем, не из одного, а из многих источников. Руководитель ЦРУ адмирал С. Тэрнер заметил: «Анализировать сведения из одного источника опасно». Современная российская служба внешней разведки, как мне представляется, взяла курс именно на серьезную, аналитическую работу с добытыми материалами. В известной степени она ведет ту же работу, что и дипломатия, но базируясь, прежде всего, на закрытых материалах. Об этом можно судить по тем публикациям, которые она осуществляет с 1993 г. В конце того же года появился первый открытый доклад Службы внешней разведки Российской Федерации «Новый взгляд после “холодной войны”, распространение оружия массового уничтожения». Он привлек большое внимание иностранных государств, было отмечено, что это новое слово российской разведки по данной проблеме. В том же году директором Службы внешней разведки был опубликован доклад «Перспективы расширения НАТО и интересы России». При представлении его Е. М. Примаковым было сказано, что его положения «доводились до политического руководства страны». Он также отметил, что доклад вызвал «неоднозначную оценку российского МИДа» (в то время министром был А. В. Козырев). По словам директора Службы внешней разведки, «тактические межведомственные разногласия, конечно, существуют», но «я не знаю, — продолжал он, — которая служба могла бы выступать принципиально против нашего доклада. Включая МИД»198. Последний промолчал. «Независимая газета» на основе своей ин формации добавила, что выводы доклада СВР получили поддержку Министерства обороны РФ и Генерального штаба199. В докладе подчеркивалось, в частности, что в результате расширения НАТО выходит на рубежи в непосредственной близости от российских границ, что требует коренного переосмысления всех оборонительных концепций, причем в сжатые сроки, что объективно действия НАТО приведут к созданию в ЦВЕ «санитарного кордона», отделяющего Россию от Западной Европы. Многие западные обозреватели отметили, что выводы Доклада расходятся с теми постулатами, которые провозглашались МИДом России, а с учетом того, что Доклад был опубликован с ведома президента, и что эта линия больше одобряется им, чем линия МИДа, российская пресса отметила, что в российском МИДе, похоже, не ожидали видеть своих коллег, оказавшихся на главном направлении их деятельности200. В 1995 г. был опубликован еще один доклад СРВ, на этот раз посвященный СНГ. Теперь уже наблюдалась, как отмечали СМИ, некая конкуренция аналитиков двух ведомств. Какие выводы можно сделать из этой «конкуренции» двух ведомств? Для государства это, конечно, полезно. Для МИДа огорчительно, что его анализ корректируется другим ведомством, но если даже корректировка правильна и целесообразна, то МИД может только одобрить ее, так как правильная оценка событий способствует и успешной дипломатии. Но есть и другая сторона. Достаточно ли был выверен анализ положения, который давал МИД? Не секрет, что президент не раз говорил о том, что он недоволен поступающей к нему дипломатической информацией. В октябре 1995 г. он прямо заявил, что его не удовлетворяет работа министерства иностранных дел под руководством А. В. Козырева201. Все это, вместе взятое, — и доклады СРВ, и критика президентом МИДа заставляет министерство и посольства более строго и вдумчиво подходить к анализу складывающейся международной обстановки. Встает еще один вопрос, поскольку в ряде стран усиливается тенденция больше вести разведку под крышей посольств (пример США), то как дальше будет развиваться этот симбиоз? Впрочем, может быть, это слово не совсем точно — симбиоз предполагает, что оба этих разных организма получают от этого пользу. Тогда как в данном случае пользу получает, по-моему, один. В свое время Н.С. Хрущев предложил А. Даллесу, чтобы США и СССР обменялись списками своих тайных агентов. Он даже полагал, что многие фамилии будут фигурировать в обоих списках202. Конечно, никто это предложение серьезно не воспринял. Каждая страна имеет право обороняться, и в настоящих условиях имеет право защищаться. Без мощных средств нападения, без разведки предотвратить или отразить внезапное нападение невозможно. Относительно недавно были (опять с нашей стороны) сделаны предложения о каких-то «лимитах разведывательной деятельности». Но, во-первых, эта профессия основана на тайне и всякое раскрытие ее тайны ей противопоказано. Во-вторых, в этой профессии невозможен никакой односторонний контроль. Вероятно, эти предложения делали не профессионалы. Значит ли это, что в этой деятельности не происходит и не будет происходить никаких изменений? Это не так. Существует возможность договориться о более цивилизованных формах и методах разведки, т.е., прежде всего, не прибегать к насильственным действиям, а тем более физическому устранению неугодных лиц. Некоторые спецслужбы прибегают к таким формам шантажа и запугивания, что наносит ущерб здоровью лиц, которых пытаются завербовать. Возможен и цивилизованный обмен между разведками различных государств сведениями о террористических группах, продавцах и покупателях ядерных секретов и тайных поставках оружия оппозиционным группам. Некоторые контакты между, скажем, американскими и советскими разведывательными службами начались несколько лет тому назад. Конечно, они носят деликатный характер, и об их конкретном содержании мы не знаем. Но в 1993 г. о наличии таких контактов упоминал тогдашний заместитель директора (а потом директор Службы внешней разведки) В. Трубников. Он признал, что в СВР существует даже «Управление по взаимодействию со спецслужбами зарубежных стран»203. Однако трудно рассчитывать на то, что в ближайшее время (а вероятно и в обозримом будущем) разведывательная деятельность государств прекратится или значительно сократится и что для ее осуществления не будут использоваться некоторые сотрудники посольств. Будут, конечно, продолжаться попытки вербовки российских граждан иностранными спецслужбами. Вот один из примеров. В марте 1997 г. арестован в норвежском порту Малей российский капитан латвийского судна В. Петренко. Полгода он держался в заключении. Его обвинил какой-то наркоман, заявивший, что какой-то русский продавал ему наркотики. Затем он отказался от своих слов. Его собственный норвежский адвокат от имени норвежских служб склонял Петренко к измене, если он выдаст какие- то тайны. На защиту Петренко встало российское посольство, потребовав предоставления убедительных фактов, объясняющих задержание капитана204. Такие случаи, когда дипломатам приходится защищать российских граждан от давления и шантажа иностранными спецслужбами, нередки. Вступают дипломаты в дело и тогда, когда граждане страны и в особенности дипломаты обвиняются в шпионаже. (Я знаю некоторых советских дипломатов, высланных из Англии в 1971 г. «за шпионаж». И знаю, что они никакого отношения к разведке не имели.) Обычно, когда дипломатам и сотрудникам учреждений предъявляется обвинение в шпионаже, все посольства эти обвинения отвергают. Когда некоторые английские дипломаты в Москве были уличены в шпионаже, заместитель министра иностранных дел вызвал английского посла, заявил ему протест и предложил ввиду недозволенной деятельности некоторым дипломатам покинуть Москву205, Форин Офис немедленно заявил, что «обвинения полностью безосновательны»206, а министр иностранных дел Англии, узнав о скандале, сказал, что если Москва осуществит свою угрозу выслать этих дипломатов, то «Лондон не будет колебаться с возмездием ни секунды»207. Москва реагировала на эти заявления спокойно. Директор департамента информации и печати МИД Г. Карасин сказал: «Произошел, мягко говоря, неприятный инцидент. Но сейчас главное, чтобы представители Великобритании и России руководствовались здравым смыслом и не позволили случившемуся нанести ущерб развивающимся в последнее время российско-британским отношениям» А вот другой случай. В США был арестован сотрудник ЦРУ Эймс, обвиненный в шпионаже в пользу России. Посол России в США на вопрос журналистов о его отношении к аресту Эймса ответил: «Это дело Америки. Они арестовали своего гражданина и сами должны разбираться с ним по законам своей страны Это их проблема. Вместо этого высокопоставленные представители администрации США до суда делают различные заявления о возможном влиянии этого инцидента на российско-американские отношения. Для нас это не совсем понятно»208. А госсекретарь У. Кристофер, также уклонившийся от прямой оценки этого факта заявил, что он не намерен комментировать события, касающиеся разведде- ятельности США. «Чужую разведдеятельность я могу комментировать, а американскую нет»209. (Парадокс этого ответа заключается в том, что речь шла о вербовке советской разведкой разведчика США, т. е. касалась деятельности чужой разведки.) Мы привели все эти примеры, чтобы, если паче чаяния дипломаты, обучающиеся в России, столкнутся с такими случаями (чего я им не желаю), они знали прежние заявления по таким делам (удачные и не очень). Итак, не надо смешивать разведку и дипломатию. Но не следует также не видеть в них и общего. «Многие из моих лучших друзей — шпионы», — так начинает главу «Роль разведки» в своей книге «Новая дипломатия» Дж. Макдермот. Он считает естественной такую тесную связь двух государственных структур власти—дипломатию и разведку. Об этом свидетельствует и тот факт, что нередко разведчики становятся послами, министрами иностранных дел (К. Кинкель — Германия), президентами (Дж. Буш—США). Что касается советской зарубежной разведки, то я как историк очень высоко ее оцениваю. В моей книге «Советник королевы — тайный агент Кремля», посвященной одному из членов «Кембриджской пятерки» А. Бланту, читатель может найти большой материал, в том числе документальный, подтверждающий эту высокую оценку. Однако отрицательно я оцениваю работу нашей зарубежной контрразведки. Последняя «Служебная записка Г. В. Чичерина», ставшая известной два года тому назад, лишнее подтверждение этому. Он писал: «ГПУ обращается с НКИД как с классовым врагом Руководители ГПУ слепо верят всякому идиоту или мерзавцу, которого они делают своим агентом. Внутренний надзор ГПУ в НКИД и полпредствах, шпионаж за мной, полпредами, сотрудниками поставлен самым нелепым и варварским образом. Агенты ГПУ считают меня врагом. Некоторые циркулирующие обо мне клеветнические измышления имеют, несомненно, ложь агентов ГПУ»210. Результатом этой вражды к МИДу явилось и уничтожение в 30-х годах наиболее способных и активных дипломатов. Подкоп ГПУ вел и против преемника Чичерина на посту наркома — М. М. Литвинова. В мою бытность в Австралии советские дипломаты опасались ходить на беседы с австралийцами по одному («без свидетелей») и давали мне понять, что таково распоряжение резидента. В загранотделе ЦК КПСС мне говорили о нарушениях в Англии режима выхода в город (что может быть использовано английской разведкой) завхоза посольства, одной из сотрудниц, о слежке за водителем посла. Разумеется, я опровергал эти глупости, требовал ознакомления с документами на «подозреваемых», но, конечно, получил отказ. Самое интересное во всей этой истории было то, что заместитель резидента в Англии, который котировался на должность резидента, был английским шпионом и, возможно, чтобы отвести подозрения от себя, клеветал на честных людей. Некоторые дипломаты не всегда могли противостоять напору кагэбистов, их приказанию написать тот или другой документ, подготовить справку и т.д., а потом за «связь с КГБ» при очередных осложнениях в двусторонних отношениях высылались из Англии. Читатель может упрекнуть меня: не слишком ли я пользуюсь только своим собственным опытом, категоричен в оценке нашей контрразведки, не является ли мое мнение слишком субъективным? В доказательство правильности своей мысли я бы мог сослаться на высказывания многих послов, но, пожалуй, наиболее убедительными для читателя будут суждения профессионала, знающего контрразведку по своему собственному опыту, генерала армии Ф. Д. Бобкова, первого заместителя председателя КГБ, в свое время с 1961 г. руководившего Главным управлением контрразведки. В своей книге «КГБ и власть» он пишет об обстановке в нашей контрразведке: в ней была «напряженная атмосфера, взаимная подозрительность, недоверие и страх». «Боясь ответственности, начальство перестраховывалось, нередко наказывая тех, кто не имел ни малейшего отношения» к происходящему211. «Особенно тяжело, — констатирует он, — тем, на кого поступали данные из внешней контрразведки. Скажем, кому-то в посольстве пришелся не по вкусу коллега. Он доносит резиденту, будто тот имеет контакты с сомнительными личностями, и с этой минуты этот человек на подозрении. И самое нелепое: ни подтвердить, ни опровергнуть донос несчастная жертва фактически не может и человек так никогда и не узнает, за какие прегрешения он наказан»212 Начнем с небольшой справки. 21 декабря 1991 г. в Роль Алма-Ате был принят Протокол к соглашению о со- дипломатии „тгт, г ^ „ России здании СН1, в состав которого вошли Азероаиджан- в отношениях ская республика, республика Казахстан, Киргиз- со странами Ская республика, республика Молдова, республика Таджикистан, Туркменистан, республика Узбекистан и, конечно, Российская Федерация, Украина и Белоруссия как учредители СНГ. В декабре 1993 г. к сотрудничеству присоединилась республика Грузия. 30 декабря 1991 г. был учрежден Совет глав государств (СГГ) и Совет глав правительств (СГП), которые в качестве высших органов Содружества уполномочены координировать деятельность входящих в него стран в сфере общих интересов, принимать решения по наиболее важным вопросам. Была договоренность, что решения этих суверенных, независимых и равноправных государств будут приниматься консенсусом, что подготовку заседаний будет вести Исполнительный секретарь СНГсо штаб-квартирой в Минске, созданной в мае 1993 г. С марта 1992 г. действует Межпарламентская ассамблея государств-участников СНГ со штаб-кварти- рой в Санкт-Петербурге, а в 1997 г. подписан Устав Союза между Российской Федерацией и Белоруссией. В январе 1993 г. был принят устав СНГ. В сентябре 1993 г. учрежден Совет министров иностранных дел. В соответствии с решением Совета министров иностранных дел (СМИД) созываются консультативные встречи заместителей министров иностранных дел стран СНГ. Так, 4 июня 1997 г. состоялась такая встреча, посвященная европейской политике, работе над Хартией европейской безопасности, проблемам укрепления ОБСЕ и ее эффективности. Были обсуждены возможности взаимоотношений стран СНГ с Европейским союзом213. Образование Совета министров иностранных дел означало взаимодействие стран СНГ в области внешней политики и дипломатии. Россия сразу установила, что ее государственные, дипломатические отношения со странами СНГ будут строиться на основе доверия, уважения, откровенности и готовности наращивания и совершенствования государственных связей со странами СНГ в различных сферах деятельности, расширения и углубления интеграционных процессов. Каков же характер этой дипломатии? Известно, что раньше отношения в Советском Союзе с республиками строились на основах централизма, а в области внешней политики, несмотря на провозглашенные права республик, — практически на подчинении центральному правительству и МИДу. Хотя по Конституции СССР союзная республика — суверенное государство и она «имеет право вступать в отношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры и обмениваться дипломатическими и консульскими представителями» (ст. 80)214, но ни одному министру иностранных дел союзной республики не могло прийти в голову всерьез принять 80-ю статью конституции и претворить ее в жизнь. Отношения со странами Варшавского договора, которые являлись действительно суверенными, теоретически должны были складываться на основе полного равноправия. Но, к сожалению, попытки этих стран проявить независимость, наталкивались на сопротивление Кремля. Иные советские послы вели себя в социалистических (независимых!) государствах как наместники215 и лишь лидеры, обладавшие чувством собственного достоинства, смогли добиться, чтобы неумного и наглого дипломата отозвали на родину216. Конечно, так российские дипломаты в странах содружества вести себя не имели права. Это были отношения, в том числе и дипломатические отношения равных, отношения представителей независимых государств, которые гордились своей независимостью, на каждом uiaiy стремились ее демонстрировать. Но стиль, характер этих отношений сложился не сразу. На первых порах один из политиков три года тому назад даже утверждал, что «в чистом виде здесь (в СНГ. — В. П.) дипломатия еще не присутствует»217. Конечно, это преувеличение, но объяснение этого взгляда на дипломатию стран СНГ заслуживает внимания: «По разную сторону стола под разными флагами зачастую сидят вчерашние коллеги. Помогает ли это делу? И да, и нет. Часто возникает соблазн решить ту или другую проблему напрямую, “неофициально”, проявляется тяга к упрощению, тогда как дипломатия в идеале стремится как раз к официальному, юридически закрепленному решению достигнутых договоренностей. История прежнего опыта и традиций создает много проблем». Новый стиль общения еще предстоит выработать. Определенной трудностью для российских дипломатов является и то, что они (прежде всего послы), как правило, не знают языков стран СНГ. В отличие от стран социалистического сотрудничества, государств Варшавского договора и Прибалтийских государств, с которыми после распада СНГ отношения России в течение первых нескольких лет характеризовались известным отчуждением, дипломатические связи России и других стран СНГ этого не испытали. Россия сразу считала необходимым учитывать законные интересы стран СНГ и естественно рассчитывала на аналогичное отношение стран СНГ к России. Правда, на первых порах после распада СССР многие руководители вновь созданных государств (да и стран бывшего Варшавского договора) считали, что с приобретением статуса независимости у них все изменится к лучшему, поскольку ранее их — же «обирал Центр» (Советский Союз), точнее говоря, Россия. Эту линию в том или ином виде отстаивали и дипломаты стран СНГ. Российским дипломатам приходилось приводить фактические данные, показывая бюджеты СССР, из которых было ясно, что все республики СССР были дотационными, и только две из них — Россия и Азербайджан (нефть!) не получали дотаций из союзного бюджета. Со временем и руководители стран СНГ, и, может быть, в первую очередь дипломаты, представляющие страны СНГ, увидели, что только тесные связи стран СНГ отвечают их жизненным интересам, что старые связи, существовавшие между республиками, в том числе экономические, надо сохранить и развивать. Один из российских дипломатов, занимающийся СНГ, в беседе со мной сказал: «Практически все здравомыслящие люди в правительственных элитах СНГ убедились в том, что без широкого многопланового сотрудничества с Россией не удастся быстро преодолеть кризисного положения в их странах. Все больше надежд на “хорошую жизнь” и социальный подъем в этих странах возлагают на развитие связей с другими странами СНГ и в первую очередь с Россией»218. Что нужно учесть российским дипломатам в работе со странами Содружества? Этот вопрос я задавал некоторым нашим послам в странах СНГ, сотрудникам департаментов СНГ (в МИДе) и послам по особым поручениям, работающим по этому направлению. Дальше следует обобщение их ответов. Если говорить о двусторонних отношениях между странами СНГ, то они, несмотря на общие решения, принятые руководителями государств, развиваются по- разному. С одними более динамично, отличаются особой доверительностью, с другими — они идут с трудом, преодолевая неразрешенные вопросы, часто доставшиеся нам от прошлого. Во время переговоров о заключении соглашений мы слышали и утверждения, что Россия «обирает» их, недопонимает их трудности. Это был период «увлечения крайностями», недостаточно ясного понимания перекрещивания наших взаимных интересов, необходимости идти навстречу друг другу, поисков компромиссов. Российским дипломатам приходилось спокойно, аргументированно, с цифрами в руках доказывать своим партнерам по переговорам, что это не так, и в конечном счете надо находить баланс интересов. Таким образом, терпеливое убеждение и поиск выхода из сложных ситуаций — таков один из постулатов дипломатии России применительно к странам СНГ, такого выхода, чтобы были защищены интересы России, и не был закрыт путь к дальнейшему развитию добрососедских отношений с этими странами. Вот один из примеров. Когда на территории СССР образовались независимые государства, то их руководители считали себя правопреемниками всего того, что было в этих республиках, когда они были частью СССР — конечно, не только вкладов, материальных ценностей, но если полных правопреемников, то и долгов. Страны СНГ должны по сегодняшний день России шесть миллиардов долларов219. Но руководство России, трезво оценив обстановку, считает, что сегодня, а вероятно и в ближайшем будущем, отдать эти долги они не смогут. Что же делать? Министерство по делам СНГ (конечно, после консультации с МИДом РФ) отвечает на этот вопрос так: у нас здесь два пути — требовать во что бы то ни стало немедленного возврата и разругаться с ними, и навсегда потерять партнеров, или искать варианты возвращения долгов способом, приемлемым для обеих сторон. Такие варианты и были обозначены. Скажем, предложена схема возврата долгов через имущество, собственность, через создание совместных предприятий, через акции, займы. Есть уже и конкретные прецеденты решения проблемы. Например, когда был создан таможенный союз четырех стран СНГ, были убраны таможенные барьеры. В результате товарооборот России с Белоруссией увеличился на 19%, а с Казахстаном на 34,2%220. Таким образом, перед российской дипломатией стоит большая задача решения этого сложного вопроса совместно с другими российскими министерствами, тем более что теперь Указом Президента России МИДу отведена координирующая роль в согласовании общероссийских действий в области внешней политики и внешнеэкономических связей. Конечно, понадобится определенное время, да и притирка друг к другу дипломатов СНГ, ведущих переговоры. В этом процессе значительную роль играют субъективные факторы, которые в дипломатии нельзя недооценивать. Хотя для интеграции стран СНГ и расширения их сотрудничества по всем линиям существует объективная почва, но конкретная реальность во многом зависит от взаимопонимания между руководителями государств, МИДов республик, их воли к сотрудничеству и дипломатов — их профессионализма, знания обстановки и находчивости. Находясь в 1994 г. в Минске, я был принят бывшим в то время исполнительным секретарем СНГ И. М. Коротченей и, конечно, спросил его о дипломатии стран содружества и ее роли в укреплении СНГ. Его ответ сводился к следующему. Роль дипломатии стран СНГ в процессе сближения и интеграции огромна. На плечи дипломатов ложатся все подготовительные работы и принятие основных решений и в значительной степени по их исполнению. Однако многие вопросы, важные для содружества, не решались или их решения затруднялось из-за взаимного непонимания, иногда нежелания пойти навстречу друг другу (дескать, будет страдать суверенитет страны), и на этом этапе «подготовительной работы» дипломаты внесли свой весомый вклад, терпеливо убеждая партнеров, помогая найти развязки тех или других проблем, выработать приемлемые формулировки. Сейчас, однако, главная трудность интеграции состоит часто не в отсутствии договоренностей, даже иногда не в разрешении спорных вопросов, а в очень слабом исполнении принятых решений и контроле за их осуществлением. Конечно, в наблюдении за претворением в жизнь согласованных постановлений участвуют и дипломаты, но я понимаю, что не все в их силах, а главная роль здесь принадлежит правительствам стран СНГ, государственным аппаратам республик221. По данным на середину 1996 г. за пять лет существования СНГ было заключено 1300 межгосударственных договоров и соглашений, а реализовано, и то частично, лишь 5—7% всех соглашений222. В СНГ еще нет механизмов реализации принятых Содружеством соглашений. Есть лишь декларативные заявления руководителей отдельных республик СНГ о желательности интеграции и выполнении принятых на этот счет решений. Возникло в рамках СНГ и предложение о том, что любые миротворческие мероприятия СНГ должны согласовываться в рамках ООН и ОБСЕ. Как заметил И. М. Коротченя: «Это означало бы, что региональные органы СНГ не смогут ничего сделать сами»223. Надо при этом заметить, что Россия и страны СНГ накопили в миротворческих операциях немалый опыт. Они осуществляются на базе двусторонних договоренностей (между Молдовой и Россией, Грузией и Россией) и одобряются СНГ. Интересно отметить, что с дипломатической точки зрения они имеют свою специфику по сравнению с практикой ООН. В частности, для соблюдения их выполнения привлекаются наряду с нейтральными странами и силы самих противоборствующих сторон. Практика уже доказала определенную эффективность этих инициатив российской дипломатии. С точки зрения дипломатии представляет интерес и опыт миротворческих механизмов на территории бывшего Союза ССР. Они формируются в основном на базе целевых (ad hock) соглашений между заинтересованными сторонами в каждом конкретном случае. Принципиальные политические решения в этой области принимаются Советом глав Содружества и о принятом решении незамедлительно информируются Совет Безопасности ООН и действующий председатель ОБСЕ. На совещании российских послов в странах СНГ в 1996 г. подчеркивалось, что они должны обратить особое внимание на урегулирование конфликтов на территории государств-членов СНГ и на оценке вклада России в дело миротворчества. Задача посольств, подчеркивалось на совещании, — помочь конфликтующим сторонам правильно сориентироваться и сделать свой выбор в пользу компромиссных решений, отражающих коренные и долгосрочные интересы своих государств и народов224. Идут споры в СНГ о том, какова роль России и какова должна быть стратегия и тактика дипломатии в решении этой проблемы. Споры ведутся о двух возможных схемах интеграции. В 70-е годы на Западе их определяли как стратегию «каравана» и стратегию «локомотива». Первая обрекала страны, участвующие в интеграции, на равнение на самого медленно идущего в караване верблюда, т.е. на очень постепенное развитие и даже застой (при этом, вероятнее всего, мало кто выигрывает, а скорее все проигрывают и, конечно, терпят ущерб страны, развивающиеся более стремительно). Вторая — подтягивает остальные интегрированные государства к передовым (в случае с Западом к США, ФРГ). Но роль донора в «караване» (а естественно, развитие «отстающих» в караване может идти только за счет более сильных), роль «локомотива» России не подходит. Ей сейчас, учитывая ее экономическое положение, это просто не под силу, даже если бы она и захотела такую роль на себя взять225. Министр иностранных дел Е. М. Примаков не раз подчеркивал, что развитие отношений России со странами СНГ — приоритетная задача российской дипломатии: «Я буду делать все от меня зависящее, чтобы продвинуться в этом направлении; именно такое напутствие дал мне президент Ельцин, назначая на должность»226. Отношениями со странами СНГ в МИДе с 1998—1999 гг. занимаются: Первый департамент стран СНГ (проблемы соотечественников, вопросы сотрудничества в сфере культуры, образования, информации и спорта; вопросы военно-политического сотрудничества, Договора о коллективной безопасности, охраны границ и правопорядка, миротворчество и урегулирование конфликтов, координация военно-политического сотрудничества, вопросы ГУАМ, проблемы Кавказа; экономические и правовые проблемы, сотрудничество в рамках Договора «четырех» и Таможенного союза, Центральноазиатский союз, сотрудничество в сфере науки и техники, экологии, проблемы Каспия, связи субъектов Российской Федерации с СНГ; межпарламентское сотрудничество и межпарламентские ассамблеи СНГ, информационно-аналитические вопросы, вопросы Постпредства России в Минске, Уставные органы и документация СНГ, вопросы совершенствования и реформирования); Второй департамент стран СНГ (внутренняя политика, гуманитарные, консульские вопросы; внешняя политика Украины, двусторонние отношения с Украиной; переговорный процесс и политическое урегулирование конфликта в Приднестровском регионе; Комиссия по делимитации государственной границы между Российской Федерацией и Украиной); Третий департамент стран СНГ (Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан, региональные проблемы, Казахстан, Киргизия); Четвертый департамент стран СНГ (Грузия, региональные проблемы, Армения, Азербайджан, урегулирование грузино-абхазского конфликта, урегулирование грузино-осетинского конфликта, Комиссия по делимитации государственной границы между Россией и Грузией, Комиссия по делимитации государственной границы между Россией и Азербайджанской Республикой). Усилен дипломатический состав российских посольств в странах СНГ, укрепляется их материальная база. Сложился костяк дипломатов, работающих на этом направлении и ставших профессионалами в этой области. Выступая на совещании послов России в странах СНГ, премьер В. С. Черномырдин, выразив удовлетворение деятельностью наших посольств в странах Содружества, так оценил их работу: «В известном смысле это новая категория дипломатических работников, действовать которой часто приходится в режиме, отличном от традиционной дипломатии». Он поставил перед посольствами в странах СНГ задачу «повышения качества и оперативности» информации, которая направляется в центр. Он посетовал на то, что необходимую центру информацию о положении в странах СНГ Москва получает не от посольств, а от других источников. В середине 1996 г. Россия предприняла еще один важный шаг в направлении исторически сложившейся общности государств- участников Содружества. Президентом был издан Указ об обеспечении прав граждан СНГ на получение современного образования. Был выработан проект соответствующей конвенции. При этом предусматривалось, что российское правительство будет, начиная с 1997 г., выделять ассигнования для реализации программы единого образовательного пространства. Выдвигается идея создания (может быть, по примеру Университета дружбы народов) специального Университета стран СНГ. Мы уже упоминали одно из совещаний российских послов в Содружестве. Последнее такое совещание было созвано в июле 1996 г. На нем были поставлены новые задачи на дипломатическом направлении Содружества. Особенно важно, что были намечены и конкретные меры в этом направлении. (Известный писатель, основатель немецкой рабочей партии Ф. Лассаль писал, что важно показать не только цель, но и задачу, потому что они настолько переплетаются, что перемена одной всегда меняет другую.) 1. В 1992 г. представителями девяти государств СНГ был подписан договор о коллективной безопасности. На совещании была поставлена конкретная задача — наращивание усилий всех подписавших договор по созданию реальной и прочной системы безопасности. «Пока существуют конфликты, терроризм, воинствующий национализм, территориальные претензии, — подчеркивал выступавший на совещании российский премьер, — посольства России в странах СНГ должны считать вопросы военного сотрудничества одним из главных направлений (своей) работы»227. 2. Нужна кропотливая работа по нахождению баланса интересов с любым нашим партнером по Содружеству, последовательное их вовлечение в общий процесс интеграции. 3. Важнейшая задача российских посольств в Содружестве — решение там проблем русскоязычного населения, обеспечение в странах Содружества твердого соблюдения прав и свобод человека228. Такого положения, когда значительная часть одного государства (России) проживала на территории других стран и составляла бы от Уз почти до половины населения этих стран, не было в истории XX века. В связи с этим для посольств России приоритетная задача — защита прав россиян, проживающих вне территории России. Нельзя не учитывать, что всякое нарушение прав и свобод влечет за собой массовую миграцию со всеми вытекающими последствиями — трудоустройства и обустройства беженцев в российских регионах229. 4. Следующая задача, которая была поставлена перед посольствами в странах СНГ как первоочередная, — сохранить практику тесного межнационального общения, культурного и информационного обмена, свободного передвижения и контактов населения, которая существовала раньше. В 1994 г. (21 октября) была подписана конвенция об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальному меньшинству, в которой сочетаются универсальные и общеевропейские стандарты. Со спецификой постсоветского пространства в рамках Содружества учреждена комиссия, в задачу которой входит осуществление наблюдения за выполнением обязательств стран Содружества по правам человека. Посольства, конечно, сотрудничают с этой комиссией, вплотную занимаются этой проблемой, в том числе в конкретном и практическом плане. 5. В-пятых по порядку, но во-первых по важности — интеграционные процессы, от которых зависит развитие и процветание Содружества. На заседании Совета министров иностранных дел в 1996 г. премьер России отмечал, что интеграция протекает сложно, а переговорам нередко препятствуют серьезные расхождения во взглядах на процесс сотрудничества, так как многие опасаются администрирования России230. Что вытекает из этой констатации для посольств? Готовясь к переговорам, поджбирая соответствующие материалы для руководства, надо серьезно проанализировать все возможные разногласия сторон. С какими нашими позициями и предложениями могут не согласиться наши партнеры, какие компромиссные предложения могут быть сделаны в ответ на их несогласие (может быть, поэтапно), какие доводы могут их убедить, насколько далеко мы можем пойти в поисках компромисса. Если применяется «пакет» предложений, то он не должен включать заведомо неприемлемые для партнера пункты. И два замечания по технике дипломатической работы. Первое. К сожалению, мы нередко выносим эти разногласия на страницы печати или допускаем утечку информации. Это значительно осложняет достижение соглашения, так как каждая сторона вынуждена после этого более твердо и непримиримо защищать свою позицию. Второе. Не надо давать воли эмоциям ни в ходе переговоров, ни за их стенами. Эмоциональные заряды могут дать резко отрицательные результаты. К сожалению, чаще такой несдержанностью отличаются некоторые политики и их помощники, парламентарии, не слишком хорошо знакомые с методами и приемами дипломатии. Для дипломата, т. е. и для любого переговорщика, как указывал Г. Никольсон, одно из самых важных и необходимых качеств это спокойствие и выдержка Он должен отречься от личного предрасположения и быть исключительно терпеливым1. Более того, им (в меру своего положения), вероятно, следует, когда это возможно, воздействовать в этом духе и на других участников обсуждения спорных вопросов в Содружестве. Личностный фактор в переговорах немаловажен, и чем сложнее переговоры, тем значительнее влияние на их исход участников диалога. Это касается в особенности многосторонних переговоров, или переговоров, которые ведутся делегациями и где главы делегаций (отражающие интересы различных ведомств) могут принимать в них активное участие. Именно такое бывает иногда типично для переговоров в СНГ. Есть и еще одно обстоятельство, которое следует учитывать при переговорах в рамках Содружества. Теоретики переговоров разделяют их на два вида — переговоры в ситуации конфликта и в ситуации сотрудничества. Конечно, возможно, что в переговорах присутствуют и оба эти элемента. Но переговоры стран СНГ — это или переговоры сотрудничества (в большинстве случаев) или переговоры сотрудничества с элементами конфликта по той ли другой проблеме. В ситуации сотрудничества акцент делается на общих моментах, когда стороны зависят друг от друга и заинтересованы в достижении соглашения. Но и в этих переговорах есть опасность не заметить расхождения, которые дадут о себе знать уже после того, как переговоры окончились и стороны приступают к выполнению соглашений231. Норвежский министр иностранных дел Б. Гудел, касаясь международных конференций с большим количеством участников, предупреждал: опыт показывает, что самые сложные вопросы обычно всплывают под занавес обсуждения232. Это надо иметь в виду и нашим дипломатам, предвосхищая все возможные осложнения в ходе переговоров. На первой стадии своего развития молодые независимые государства (не исключая Россию) надеялись на получение большой экономической помощи со стороны развитых государств и международных экономических группировок, на сбыт своих товаров на другие, не российские рынки. Но эти страны занимают обычно выжидательную позицию, во-первых, не будучи уверенными в стабильности положения в странах СНГ, во-вторых, не желая усиления конкуренции со стороны этих государств. В таких условиях российским дипломатам (с цифрами и фактами в руках) следует подчеркивать в беседах со своими партнерами по Сообществу (за исключением, может быть, нефтедобывающих республик), что развитые промышленные страны не заинтересованы в возрождении экономик стран СНГ в ущерб своему собственному экспорту. 6. Содружество независимых государств заняло свое особое место на международной арене. Все его участники являются членами ООН, ОБСЕ. В 1994 г. СНГ получил статус наблюдателя Генеральной Ассамблеи ООН. Все это ставит перед российской дипломатией дополнительные задачи по углублению сотрудничества с нашими партнерами по СНГ в международно-политической сфере. Здесь предварительное обсуждение вопросов, выносимых на международные форумы и, по возможности, выработка единых подходов к ключевым вопросам международной политики, прежде всего обсуждаемых в ОБСЕ, ООН, региональных экономических организациях. Цель этих шагов в том, чтобы в будущем (и лучше недалеком) СНГ по мере его укрепления и развития интеграции, все больше выступал бы на международной арене как единое целое. От этой общности дипломатических концепций влияние дипломатов СНГ и каждой его республики будет возрастать. Насколько мне известно, в соответствии с постановлением Российского правительства МИД РФ совместно с другими министерствами ведет (или вел) работу по созданию концепции развития экономических связей России со странами СНГ до 2020 г. Из бесед с российскими дипломатами, участниками создания этого проекта можно отметить следующее. Концепция разрабатывалась с учетом выгод для каждой страны СНГ. Первая линия будущих действий — создание многостороннего механизма зоны свободной торговли, таможенного союза, идентичных систем внешнеторгового таможенного и налогового законодательства и платежного союза. Вторая — сосредоточение дипломатических систем на реализации уже подписанных соглашений многостороннего сотрудничества по созданию производственной инфраструктуры будущего Общего рынка, программ совместных инвестиций и создания специализации производств. Вероятно, будет необходимо принятие органами СНГ оперативных решений, а, может быть, в отдельных слу чаях и обязательных постановлений и совместимости решений Межпарламентской ассамблеи с решениями, принимаемыми Советом глав государств и правительств, так как без такой совместимости и однообразности не возможны будут практические действия. Вероятно, дипломатии стран СНГ будет необходимо внимательно изучить становление экономической интеграции в Западной Европе, чтобы взять все полезное из деятельности Европейского Сообщества и избежать его ошибок. Из всего сказанного явствует, что у российской дипломатии непочатый край проблем, связанных с развитием СНГ.