11.1.4. БЕРЛИНСКИЙ КРИЗИС 1958-1961 гг. И «ФЕНОМЕН КЕННЕДИ»

В последние годы президентства Эйзенхауэра, с 1957 по 1961 г., американцы считали, что их позиции в мире значительно ослабли. Во внутреннем плане администрация столкнулась с мощным движением черного населения, которое под руководством таких деятелей как Мартин Лютер Кинг, а также под влиянием политиков, не склонных к диалогу и интеграции в систему, в которой доминировали белые, вело борьбу за «гражданские права» и выступало против расовой дискриминации в южных штатах страны.

Внутренний кризис был отягощен также настроениями пессимизма и неуверенности, вызванными у американцев политикой равновесия страха. Царившие в послевоенное время и в первой половине пятидесятых годов настроения уверенности, порожденные мужеством и храбростью победителей, были приглушены чувством страха. Появились сомнения в том, что Соединенные Штаты являются самой могущественной и самой цивилизованной страной в мире. Глобальный характер международной политики и распад колониальной системы европейских держав приветствовались как новые возможности для Соединенных Штатов. Но эти огромные возможности таили в себе и скрытые угрозы.

992

Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

Антиколониализм стран, недавно получивших независимость, стихийно трансформировался в антизападные настроения и в вызов Соединенным Штатам как соперничающей сверхдержаве, что само по себе не было негативным фактором.

Напротив, стала очевидной слабость, даже физическая, американских лидеров. В сентябре 1955 г. у Эйзенхауэра был первый из серии последовавших сердечный приступ, но он смог выполнять полностью свои президентские обязанности и сохранять отличавшую его военную выправку (он умер в 1969 г., когда ему было 79 лет), хотя ощущение слабости сохранялось. Джон Фостер Даллес заболел в 1958 г. раком и умер в следующем году. В сравнении с бьющей через край жизненной энергией Хрущева оба главных представителя американской внешней политики производили впечатление изношенности и усталости, что накладывалось на восприятие их политической деятельности. Излишне говорить, что это представление не соответствовало действительности, но необходимо уточнить, что в действительности, не будучи связаными узами личной дружбы, Эйзенхауэр и Даллес испытывали глубокое уважение и доверие друг другу. Их сотрудничество было стержнем американской внешней политики. Но их болезненный вид имел отрицательное политическое воздействие. Создавалось впечатление уходящей эпохи, чувствовалась необходимость и рождалась надежда на глубокое обновление политической стратегии, которая могла бы ответить на вызов нового времени.

Победа Джона Кеннеди, который на выборах в ноябре 1960 г. одержал верх над своим соперником Ричардом Никсоном, бывшим вице-президентом Эйзенхауэра, была результатом стремлений к возврату утраченного влияния и к ожидаемым многими американцами переменам. Джон Кеннеди был первым американским президентом, родившимся в XX веке (точнее в 1917 г.).

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 993

такого политика ждали американцы, чтобы начать новую эпоху. В инаугурационной речи он дал понять, что является президентом «новых рубежей», президентом, который поведет Соединенные Штаты к самым амбициозным заманчивым целям и который не намерен уклоняться от вызова, вновь брошенного Советами.

«С этого момента и с этого времени, — сказал он 21 января 1961 г., — пусть к друзьям и врагам придет весть, что эстафета передана новому поколению американцев, родившихся в этом веке, закаленных войной, воспитанных в условиях сурового и горького мира, гордых своим славным наследием прошлого». Он напомнил о «новом начале»: «Вспомним все, что цивилизованное поведение не означает слабости, а искренность всегда подлежит проверке. Мы никогда не ведем переговоры из страха, тем более не боимся вести переговоры». Задача была трудной: «Нельзя все сделать ни за сто дней, ни за тысячу дней, ни за весь срок наших полномочий и даже за всю нашу жизнь на этой планете. Но мы начинаем». Борьба будет трудной и долгой: «Поэтому, граждане Америки, не спрашивайте, что может сделать для вас ваша страна, спросите себя, что можете сделать вы для вашей страны. Сограждане мира, не спрашивайте, что может сделать для вас Америка, а что мы вместе можем сделать для свободы человека».

Инаугурационные речи президентов являются «литературным жанром», у которого существуют свои правила. Но Кеннеди наполнил эти правила новым смыслом — необходимостью поворота, который он намерен был придать стране своей деятельностью. Годы страха и пессимизма в Соединенных Штатах сменились временем, когда президенты-демократы с присущим им рвением выполняли добровольно взятые на себя обязательства, движимые желанием оставить глубокий след в жизни человечества.

Хрущев должен был учитывать изменения, произошедшие в американском руководстве. На смену старому и больному, но опытному мужественному деятелю, знающему материальную и человеческую цену войне, пришел молодой и честолюбивый противник, решительно принявший вызов и уверенный в победе. Это способствовало выявлению скрытых противоречий динамичного советского лидера. Соединенные Штаты нашли в лице Кеннеди политика, способного совершить переход от старой к новой системе международных отношений: Советский Союз не был больше противником, «сдерживаемым» материальным барьером внутри своего собственного союза, он мог проявить себя в любой части мира. Чтобы противостоять противнику в новых условиях,

994

Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

нужна была полная мобилизация всех американских сил и ресурсов. Несмотря на грубые ошибки и периоды колебаний и неуверенности, Кеннеди с 1961 по 1963 г. добился своей цели. Если на первом этапе сосуществования-соревнования преимущество было на стороне Советского Союза, то затем выявилась внутренняя ограниченность его системы и впервые обозначились пределы, за которые он не мог выйти.

Глубокие изменения в международных отношениях существенным образом трансформировали американский подход к мировой системе. Даже Даллес должен был пересмотреть свои теории в более прагматическом плане. Эти перемены показали иллюзорность военных концепций, на которых строились стратегические доктрины Соединенных Штатов. Гипотеза о возможности держать противника под контролем с помощью обычного и ядерного оружия оказалась нереалистичной. Уже в 1957 г. американцы должны были пересмотреть стратегию Атлантического пакта и привести ее в соответствие с менее апокалиптическими прогнозами.

Доктрина «массированного возмездия» постепенно заменилась доктриной «гибкого реагирования», т.е. дифференцированного ответа в зависимости от характера и масштабов грозящей опасности.

Перед советскими руководителями изменения в международных отношениях создаи те же проблемы в военной области, но совершенно иные — в плане дипломатических отношений. В международной жизни Советы действовали, руководствуясь больше партийными интересами, чем интересами государства как субъекта системы международных отношений. Они привыкли воспринимать отношения с внешним миром как отношения с ведущими политическими силами, которые готовы были считать КПСС и правительство Москвы неоспоримым руководителем, определяющим их решения, или как отношения с лагерем, чуждым и враждебным социализму. В советском лагере, переживавшем внутренние

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 995

трудности после окончания войны, до 1956 г. решалась проблема содержания так называемого пролетарского интернационализма, который мог бы стать основой для проведения политического курса, отличавшегося от указаний Москвы. Советская система основывалась на том, что существуют враги, над которыми надо одержать победу. Холодная война приобрела тотальный характер, не оставляя «серых зон». Нейтрализм и деколонизация, напротив, создавали бесчисленное множество «серых зон».

Сначала Советы, занятые борьбой за наследство Сталина, не проявили интереса к происходившим международным переменам. Но захватив власть, группа под руководством Хрущева, в которую входили маршал Николай Булганин, ставший после Маленкова председателем Совета министров, первый заместитель председателя Совета министров Анастас Микоян, министры иностранных дел Дмитрий Шепилов и Андрей Громыко (с 1957 г.), быстро поняла, какие новые возможности открывались в связи с изменениями в международных отношениях.

Таким образом, и советские руководители приспосабливались к переменам, к политике сосуществования-соперничества, боролись за превосходство в ракетно-ядерной области, стремились экспортировать советскую модель в другие страны мира. Они пытались подорвать влияние рыночной экономики и доказывали, что в состоянии сменить в идеологическом и экономическом плане Соединенные Штаты и старые колониальные державы и при этом не вынашивали тайных замыслов неокапиталистического характера (т.е. не были намерены расширять свое влияние).

Подобное мировосприятие господствовало в годы руководства страной Хрущевым, оптимизм и энтузиазм которого столкнулись с реальными возможностями и ресурсами, но превалировала вера в победу, несмотря на несоответствие использовавшихся средств. Внешняя политика Хрущева была переплетением противоречий: он был готов бросить открытый вызов Соединенным Штатам и западным державам в ядерной области или в кризисных точках,

996 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

существовавших в мире, в то же время он был склонен принять или даже предложить диалог, так как видел возможности начать процесс реальной разрядки между сверхдержавами. Одновременно сосуществовали соперничество и диалог. Итак, во внешней политике Хрущева существовала кажущаяся антиномия, которую необходимо учитывать, чтобы понять резкие и неожиданные действия советского лидера и столь же внезапные отступления: диалог и столкновение, присутствовавшие одновременно, не следует объяснять только характером личности Хрущева, который, конечно, был импульсивным и необычным политиком, но он был также достаточно дальновидным деятелем, рассчитывавшим результаты предпринятых действий.

Кажущаяся противоречивость политической деятельности Хрущева объясняется положением внутри страны и ситуацией на международной арене, в контексте которых он строил свою внешнюю политику. Дипломатическая инициатива, предпринятая им в 1955 г. в отношении Египта и Югославии, ясно продемонстрировала, каких результатов можно добиться благодаря гибкой политике. Но Суэцкий кризис и десталинизация 1956 г. со всей очевидностью показали, что существовала связь между прочностью советского блока и свободой маневра в международных отношениях.

Политика десталинизации и модернизации новых советских руководителей привела к тому, что Советский Союз стал способен ответить на вызов Запада и даже превзошел Соединенные Штаты в области технологии, где всегда отмечалось американское преимущество, но это требовало мирного периода, свободы маневра и перспективы на достаточно длительное время. Было также необходимо некоторое ослабление напряженности как в отношениях с Соединенными Штатами и Западной Европой, так в отношениях внутри советского блока после потрясшего его в 1956 г. кризиса. Только однородный и умиротворенный блок мог соперничать с противниками, не опасаясь за собственную сплоченность. Другими словами, сосуществование-соперничество было возможно только при условии прочности советского блока. Напротив, любые внутриблоковые разногласия затрудняли Хрущеву задачу предстать за рубежом соперником, вызывающим доверие. Сплоченность означала разрядку, раскол означал дипломатические трения.

Но все же у Хрущева почти всегда существовала оппозиция, что приводило к острым кризисам, как, например, в 1957 г., когда Молотов был отстранен от власти. В периоды относительного внутреннего спокойствия Хрущев мог позволить себе продемонстрировать за пределами блока склонность к разрядке. В периоды

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 997

обостренной полемики политика разрядки уступала место напряженности и столкновениям. Прямой зависимости между двумя сторонами одной медали не было, но только так можно объяснить перепады в дипломатии Хрущева. Двуликая дипломатия могла продемонстрировать склонность к многообещающему диалогу и сразу же начать резкую и жаркую полемику.

В октябре 1957 г. польский министр иностранных дел Адам Рапацкий вновь выступил с планом создания безъядерной зоны в Германии, Польше и Чехословакии, который Советы немедленно поддержали и сделали своим. Параллельно, несмотря на чередование разных этапов, продолжались переговоры о возможности подписания соглашения о прекращении ядерных испытаний; в апреле 1959 г. вице-президент Никсон нанес демонстративный дружественный визит и посетил Московскую ярмарку; в мае в Женеве проходила встреча министров иностранных дел четырех великих держав. Некоторое время спустя Хрущева пригласили посетить Соединенные Штаты, и в сентябре 1959 г. он совершил десятидневную поездку по Америке, которая вызвала противоречивые отклики. Визит Хрущева в США завершился двухдневной встречей в Кэмп-Дэвиде, в Вирджинии, во время которой он договорился с Эйзенхауэром о проведении встречи в верхах, которая должна была состояться на следующий год в Париже.

После шумного фиаско несостоявшегося саммита в Париже в мае 1960 г., Хрущев встретился с Кеннеди в Вене в июне 1961 г. для свободного обмена мнениями. Встреча не имела практических результатов, но была полезна для обоих политиков, поскольку позволила Кеннеди лучше узнать динамичного Хрущева. Во время встречи из-за очевидной неопытности Кеннеди Хрущеву удалось добиться существенного поворота в вопросе о Берлине: советский лидер одержал верх над американским президентом и воспрепятствовал стремлениям к атомному вооружению Федеративной Республики Германии. Встреча отражала готовность рассмотреть возможность переговоров о разрядке напряженности на высшем уровне, а не только периодически обсуждать в различных комиссиях Организации Объединенных Наций оттенки изменений определенных позиций в проблеме разоружения.

К диаметрально противоположным результатам привело соперничество, порой весьма острое, в связи с утратой Западом влияния на Ближнем и Среднем Востоке, а также деколонизацией в Африке. Выявилось открытое стремление вернуться к европейским проблемам, что создавало впечатление иллюзорности стабилизации, достигнутой в 1955 г., и вызывало опасения, что правительство Москвы намерено подготовиться к новой фазе

998 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

столкновений в сердце Европы. Возникло беспокойство из-за поддержки, оказанной Советами кубинским революционерам до победы Кастро в 1959 г., и в дальнейшем союза, заключенного в 1960 г. между Кастро и Советами, еще более опасного для американских интересов в связи с распространением влияния кастриз-ма в обширных регионах Латинской Америки. Особую тревогу вызвали события осени 1962 г., когда Советы попытались установить на Карибском острове свои ракеты среднего радиуса действия, которые были бы нацелены на американскую территорию.

Эта двуликость может быть объяснена переходным этапом в системе международных отношений, который был отмечен выработкой правил мирного сосуществования в биполярной структуре, ставшей более сложной в связи с разнообразием ситуаций, складывавшихся внутри блоков.

С первых шагов разрядки сначала Маленков, а затем Хрущев столкнулись с оппозицией не только внутри страны, но и других стран советского блока. Среди них была Албания, которая занимала стратегически важное положение, но ее политическая изолированность привела к тому, что она не оказывала существенного влияния на выбор Советами курса в международных отношениях. Напротив, большое значение имела позиция Народного Китая, который после захвата власти коммунистическим правительством и после войны в Корее переживал один из наиболее трудных этапов. Он находился в состоянии противоборства с Соединенными Штатами, которые поддерживали националистическое правительство, укрывшееся на Тайване, и требовали от всех своих союзников рассматривать его как единственное законное китайское правительство, что ставило в затруднительное положение новые государства, выразившие намерение признать правительство Пекина.

В сердце Европы происходило то же, что и на Дальнем Востоке: признание существования Германской Демократической Республики, само по себе воспринималось как проявление враждебности к Федеративной Республикой Германии. Уже само это сходство было красноречивым, так как ассоциировалось по аналогии с первой фазой войны в Корее. Кроме того, правительство Пекина, действительно, должно было утвердить свой контроль над всей страной (включая Тибет) и показать, что оно в состоянии добиться прогресса в экономике — это было одним из выигрышных аргументов Мао.

Подобные задачи требовали экономических ресурсов и вооружений. Частично ресурсы можно было выжать из китайского народа, которого с помощью утопичных лозунгов побуждали включиться в качестве дешевой рабочей силы в проект модернизации

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 999

сельского хозяйства (значение и реальную эффективность которого никогда не разъясняли) и в создание автономной промышленной инфраструктуры. Китайцы рассчитывали получить экономическую и военную помощь из-за рубежа, чтобы противостоять давлению США и угрозе контрреволюции, исходившей с Тайваня. В таком контексте то, что националисты Чан Кайши удерживали под своим контролем два острова (Куэмой и Мацзу), расположенных вблизи континентального побережья, воспринималось в Пекине как демонстрация постоянной угрозы. С 1954 г. КНР регулярно обстреливала эти острова. Националисты также намеревались сохранить свой контроль над островами Дачен, которые находятся в 300 км от Тайваня, но в начале 1955 г. коммунисты предприняли штурм и заняли их. Присутствие националистов на острове Тайвань расценивалось в КНР как перманентная опасность, в связи с чем Мао Цзедун требовал от СССР полной солидарности.

Эта солидарность не была ни безусловной, ни достаточно надежной, чтобы удовлетворить ожидания китайцев. Примирение с Тито было для китайцев первым симптомом угрозы уклонизма в идеологической области. В дипломатической сфере тревожным симптомом для китайцев стала поездка Хрущева и Булганина в Индию в 1955 г., она отражала намерения Советов поддержать возможных противников Китая в Азии. Действительно, правительство Москвы не хотело иметь внутри собственного блока другую державу, которая могла сдерживать его в разных вопросах. После потрясений 1956 г. Китай и Советский Союз в октябре 1957 г. подписали секретное соглашение о кооперации в ядерной сфере, в соответствии с которым китайцы должны были получить помощь для создания своего атомного потенциала. Однако соглашение стало формальной паузой в эволюции обстановки, становившейся все менее дружественной. К тому же невыполнение соглашения еще больше усилило трения в отношениях между Китаем и Советским Союзом.

Летом 1958 г. в напряженных отношениях между странами наступил новый острый этап. В то время как китайские националисты численностью до 100 000 человек сконцентрировались на островах Куэмой и Мацзу, готовые, казалось, высадиться на континент, Хрущев заговорил о необходимости созыва встречи в верхах по проблемам Тихого океана. В ней должны были участвовать четыре великие державы и Индия (но не Китай, поскольку он не занимал место в Совете Безопасности). Формальный предлог (Индия тоже не была постоянным членом Совета Безопасности) приобрел значение антикитайской направленности.

Сразу после завершения заседания Военного комитета Коммунистической партии Китая, который обсудил и одобрил начало

1000 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

нового решительного выступления против двух островов, Хрущев совершил неожиданный визит в Пекин 31 июля 1958 г. Этот визит обострил кризис, чему способствовало жесткое осуждение китайцами «югославского ревизионизма». Это определение едва прикрывало выступление против хрущевского «ревизионизма». Хрущев остался в Пекине до 5 августа, и в отличие от предыдущих действий он подтвердил свою готовность помочь Китаю в вопросе об островах, но рекомендовал, чтобы проблема Тайваня решалась мирным путем. Напряжение в отношениях между странами в тот момент не нашло прямого выражения.

Несколько дней спустя после отъезда Хрущева из Пекина, обстрелы островов Куэмой и Мацзу возобновились с новой интенсивностью. Концентрация войск националистов создавала для коммунистов удобный повод, но сам выбор момента говорил о том, в какой мере китайцы были готовы дистанцироваться от советской политики сосуществования, он также показывал Советам опасность слишком открытой поддержки политики Мао. Не углубляясь в анализ китайско-советского разрыва, мы можем лишь отметить, что осенью 1958 г. китайская внешняя политика была совершенно иной, чем политика Москвы. В сентябре месяце обстрелы островов Куэмой и Мацзу постепенно были прекращены, так как США не дали вовлечь себя в экстремистскую политику Чан Кайши и убеждали его отказаться от использования силы как средства для завоевания Китая. Хрущев, анализируя состояние советско-китайских отношений, понял, что его призывы к мирному решению вопроса о Тайване не были услышаны. Отношения с Китаем серьезно испортились, когда китайцы впервые выдвинули территориальные требования к Советскому Союзу.

Как писал Марк Трахтенберг, если Тайвань был причиной напряжения между Китаем и СССР, то Берлин стал причиной разногласий между СССР и Германской Демократической Республикой. Когда в сентябре 1959 г. во время встречи с Эйзенхауэром в Кэмп-Дэвиде Хрущев отметил, что как неоправданно существование двух Германий, так же неоправданно существование двух Китаев, Эйзенхауэр пренебрег этим замечанием, хотя оно помогает понять, что эти два аспекта одной проблемы не могут быть изолированы друг от друга. Советскому Союзу предстояло разрешать два схожих конфликта, доставшиеся ему в наследство от наиболее напряженного этапа холодной войны, в то время, когда он был намерен начать диалог с Соединенными Штатами.

В Германии их союзники тоже подталкивали американцев к непримиримости (Аденауэр), а руководители ГДР (Ульбрихт) занимали жесткую позицию относительно попыток пересмотра

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 1001

подходов и смягчения напряженности. После завершения процесса интеграции двух германских государств соответственно в Атлантический блок и в Варшавский договор, а также после поездки Аденауэра в Москву западные немцы подтвердили основополагающий характер доктрины Халыптейна в их отношениях с другими странами. Стремление выступать единственной Германией превалировало во внешней политики Федеративной Республики Германии, несмотря на некоторую осторожность Аденауэра и его сторонников, старавшихся несколько смягчить жесткость этого принципа.

Участие Западной Германии в учредительном договоре ЕЭС (март 1957 г.) усиливало подход в духе доктрины Хальштейна. Различные факторы питали идею единственной Германии. Несмотря на улучшение экономических условий, вследствие политики закручивания гаек, проводившейся Ульбрихтом в культурной и политической жизни Германской Демократической Республики, постоянно сохранялась довольно высокая эмиграция в Западную Германию. С 1949 по 1958 г. около 2 200 000 восточных немцев перебрались в Западный Берлин и покинули ГДР. В последующие годы поток оставался неизменным, и в 1961 г. общее число эмигрировавших было немногим меньше трех миллионов. В этой ситуации правительство Ульбрихта предлагало, но безуспешно, перестроить отношения между двумя Германии, объединившись в конфедерацию. Аденауэр в 1958 г. выступил с ответным предложением «решения по-австрийски»: провести свободные выборы в Восточной Германии, и только в ней, после чего Германская Демократическая Республика могла стать нейтральной, а Берлин (весь Берлин) стал бы столицей нового государства, которое позже могло быть признано Федеративной Республикой Германии как суверенное государство. За этим предложением скрывалось намерение Аденауэра превратить Восточную Германию в буферное государство между двумя блоками, что позволило бы ФРГ играть роль всеми признанной «единственной» Германии, а разделение страны стало бы постоянным.

В середине 1958 г. Хрущев понял, что изменение ситуации в Германии привело бы к ухудшению положения СССР в сердце Европы. Сама мысль, что подобное могло бы произойти, вызывала беспокойство как в Советском Союзе, так и в ГДР. Оба государства с тревогой наблюдали за развитием плана Франца-Йозе-фа Штрауса интегрировать Федеративную Республику Германии в оборонительную систему, обладающую ядерным оружием, который обсуждался в эти месяцы с Францией и Италией. Особенно был озабочен Ульбрихт, который, как стало известно благодаря

1002 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

изучению советских и восточно-германских источников (недоступных до 1992 г.), оказывал давление на Хрущева и требовал, чтобы он занял решительную позицию в отношении грозящей опасности.

Две ситуации развивались параллельно, наметив возможную ось Пекин-Панков. Китайские коммунисты влияли на политику Хрущева в Тихом океане и требовали силовых решений; восточные немцы подталкивали Хрущева к подобным же действиям; со своей стороны, он должен был проводить такую политику, которая не подорвала бы перспективы диалога с Западом. Берлинский кризис 1958—1961 гг., свидетельствовавший о продолжении холодной войны в Европе, имел глубокие и разнообразные причины. СССР был поставлен перед необходимостью выработать политическую линию, которая уравновесила бы тенденции к непримиримости, исходившие из регионов, наиболее остро ощущавших конфликт с Западом. Кроме того, перед Советами стояла задача не ослаблять усилий, направленных на разрядку международной напряженности, а Хрущев должен был стараться не раздражать оппозиционно настроенных членов Политбюро. В 1958 г. не все сознавали сложность положения СССР, и заслугой Эйзенхауэра и Даллеса было понимание того, что действия Хрущева были инспирированы, чтобы прояснить намерения американцев в отношении Германии, хотя, на первый взгляд, они отражали стремление вызвать новый серьезный кризис, как это было в 1948—1949 гг.

27 ноября 1958 г. советское правительство направило западным державам длинную ноту, в которой объявляло о своем намерении подписать как можно быстрее сепаратный мирный договор с Германской Демократической Республикой. Права западных держав на Западный Берлин сохранялись бы в течение шести месяцев со дня опубликования ноты, т.е. до 27 мая 1959 г., но восточную часть города советское правительство намеревалось передать правительству Ульбрихта, и ему как главе правительства, становившегося суверенным и полностью независимым, надлежало бы вести переговоры с западными державами об их правах в Западном Берлине и о путях коммуникаций, которые вели к бывшей германской столице. В итоге Восточная Германия получала возможность воспрепятствовать передвижениям по этим коммуникациям, а если в результате этого шага она подверглась бы нападению, то могла рассчитывать на поддержку Варшавского договора, либо западные державы вынуждены были бы признать ГДР, что привело бы к ослаблению позиций Аденауэра. Примечательно, что 21 декабря правительство Пекина выступило с одобрением советской ноты.

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 1003

Нота не была подлинным ультиматумом, но указание срока, в течение которого заявленное намерение могло стать фактом, придавало ей характер ультиматума. Выбор несколько неопределенной формы был связан с желанием не разочаровать восточных немцев и китайцев, а также со стремлением дать понять адресатам, что Советы были намерены вести дело не к разрыву, а к диалогу. Диалог, но о чем? Очевидно, что цели, о которых заявили Советы, могли бы быть реализованы только слишком высокой ценой — ценой прямого столкновения с Западом. Поэтому следует предположить, что подлинная цель этой акции была иной. В широком смысле сама политическая ситуация вынуждала Хрущева выступить с какой-либо инициативой. Если подходить более конкретно, то советская акция должна была показать решимость Советов не оставлять Восточную Германию даже ценой отказа от воссоединения на неопределенный срок и убедить тем самым Ульбрихта в эффективности советской поддержки. Вместе с тем она должна была повлиять на Аденауэра и заставить его отказаться от надежды на автономное ядерное вооружение Федеративной Республики Германии (а не только размещавшихся там американских вооруженных сил). Подлинное стремление Советов к объединению Германии вызывает большие сомнения, точно также можно было бы сказать и о позиции Франции.

Эйзенхауэр должен был включиться в разрешение сложившейся ситуации в тот момент, когда Даллес из-за болезни вынужден был покинуть политическую сцену, не подавая в отставку. Обязанности государственного секретаря сначала фактически, а затем и официально были возложены на Кристиана Гертера. Эйзенхауэр справился с кризисной ситуацией умело и с чувством меры. Он сразу понял, что Хрущев блефовал, поэтому проводил американскую линию гибко и осторожно, даже когда усиление советского контроля западных коммуникаций с Берлином заставляло бояться худшего. В конце концов, несколько недель спустя Хрущев дал понять, каковы его подлинные намерения, пригласив Эйзенхауэра в Москву, где обещал принять его «с сердечным гостеприимством». В свою очередь, американский президент выразил понимание мотивов восточно-германских, а, следовательно, и советских действий.

Несколько месяцев спустя, в разгар споров в связи с установкой ракет промежуточного радиуса действия в союзных с США странах, Эйзенхауэр понимал недовольство СССР, представляя, как должны были бы реагировать Соединенные Штаты, если бы Мексика или Куба стали коммунистическими и установили бы на своей территории советские ракеты. Поэтому на протяжении

1004 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

всего кризиса он отвергал советские претензии как незаконные, но не оказывал давления, дабы не спровоцировать столкновения, а приветствовал шаги, направленные на разрядку напряженности, выступал за продолжение переговоров о прекращении ядерных испытаний.

Эйзенхауэр поддержал предложение премьер-министра Великобритании Макмиллана, сделанное им во время визита в Москву, созвать встречу министров иностранных дел в Женеве. Однако встреча, состоявшаяся 11 мая 1959 г., оказалась безрезультатной, ее участники фактически проигнорировали советский ультиматум. Вопрос остался открытым; пропало ощущение необходимости срочного решения, которое производил сам тон ноябрьской ноты 1958 г. Приглашение Хрущева в Соединенные Штаты в сентябре и встреча в Кэмп-Дэвиде привели к безрезультатным поискам компромисса. Но они свидетельствовали о том, что первый секретарь ЦК КПСС не был склонен к экстремистским решениям, несмотря на давление со стороны восточных немцев (которое, впрочем, корреспондировалось с жесткостью Аденауэра, непреклонно отстаивавшего принцип свободных выборов как предпосылку любого диалога).

За диалог нужно было платить. Вести переговоры с Хрущевым означало оказывать на него давление стратегией «массированного возмездия», но вместе с тем избегать запугивания СССР проектом предоставления Германии ядерного оружия. С этой точки зрения, акция Хрущева достигла желаемого результата. Проект был снят с повестки дня, что не устранило полностью опасений Советов; в дальнейшем проблема предоставления Германии ядерного оружия всегда рассматривалась как многосторонняя. Как отмечал Марк Трахтенберг, это оказало «глубоко разрушающее действие на Атлантический пакт». В самом деле, в те годы, когда проблема ядерных вооружений была одной из главных в международных отношениях, подход к ней Эйзенхауэра (а затем и Кеннеди) убедил союзников в решимости американцев защитить их в случае советского нападения. Но постепенно закрадывались сомнения, им казалось, что крепнет ядерная мощь Советского Союза, а Соединенные Штаты ему уступают, выдвинув концепцию «гибкого реагирования»: щит казался недостаточно надежным, чтобы вызывать доверие и порождать уверенность. Поэтому вскоре Хрущев мог убедиться в своем успехе.

Между тем решения относительно Берлина не были приняты. Вопрос должен был обсуждаться на встрече в верхах в Париже в середине мая 1960 г. Но встреча не состоялась, Хрущев и на этот раз избежал обсуждения берлинского досье. Причины несостояв

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 1005

шейся встречи были связаны с более общими проблемами, лежавшими в основе инициатив сверхдержав.

В 1955—1956 гг., чтобы наблюдать за развитием советских ракетно-ядерных вооружений, американцы создали около тридцати сверхзвуковых самолетов, названных У-2, способных совершать продолжительные полеты на высоте, недосягаемой (как предполагалось) для советских противовоздушных средств. Это был способ получения информации, типичный для времен холодной войны, который представлял намерения американцев в неблагоприятном виде. Впрочем, они должны были реагировать на отказ СССР от контроля над атомными испытаниями, и пока подобное соглашение не было достигнуто, секретные полеты были альтернативой шпионской информации. Даже де Голль, не питавший симпатии к Соединенным Штатам, отмечал, что полеты У-2 были так же незаконны, как полеты в космосе советских спутников, которые, возможно, были оснащены фотоаппаратурой. Больше, чем сам факт полетов У-2 (о которых Советский Союз знал и сначала не протестовал против них), поразило то, как они были раскрыты, что поставило в затруднительное положение американцев, которые неожиданно оказали большую услугу Хрущеву.

1 мая 1960 г. самолет У-2 вылетел с базы, расположенной в Пакистане, чтобы пересечь всю территорию СССР и приземлиться в Норвегии. Он был сбит советской ракетой. Пилот Гарри Па-уэрс сумел спастись, а большая часть разбитого самолета попала в руки советских специалистов. Когда 5 мая Хрущев заявил об инциденте, американцы попытались опровергнуть его утверждения, но попали в еще более затруднительное положение, когда Советы показали фотографию пилота и обломки самолета, которые за это время были доставлены в Москву. Не могло быть большего унижения. Советский Союз заявил, что считает полет У-2 военной акцией. Тем не менее он не отменил встречу в верхах в Париже. Эйзенхауэр прибыл в столицу Франции 14 мая, а на следующий день ему была передана нота, врученная де Голлю непосредственно Хрущевым, в которой проведение встречи в верхах было обусловлено требованиями к президенту США: осудить шпионскую акцию, отказаться от подобных акций в будущем и наказать лиц, ответственных за полет. Было ясно, что Хрущев постарается извлечь наибольшую выгоду из сложившейся ситуации. Однако он не смог осуществить свои намерения, так как Эйзенхауэр отказался пойти на какие-либо уступки. Более того, временный разрыв был для него полезным.

Кажущееся противоречие объясняется событиями, предшествовавшими поездке в Париж. Противники советского премьера

1006 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

и диалога с Соединенными Штатами (Суслов, Громыко, представители КГБ, высшее командование армии, которым удалось сместить Жукова, сторонника Хрущева, с поста министра обороны) оценили отрицательно предполагавшуюся поездку Эйзенхауэра в Москву и готовились к тому, чтобы оставить первого секретаря в меньшинстве. Как подтвердил Михаил Наринский, Хрущев во время заседания Президиума ЦК КПСС, проходившего 7 апреля 1960 года, понял масштабы разногласий и был вынужден найти какой-либо предлог, чтобы сорвать встречу в верхах. Инцидент с У-2 вывел его из состояния растерянности, хотя он и должен был спросить себя, почему советские ракеты-перехватчики не сумели этого сделать в предыдущие месяцы.

Советский лидер прибыл в Париж 16 мая, как будто бы он считал, что встреча в верхах возможна. Отношение Эйзенхауэра, которого поддержали французы и англичане, дало возможность первому секретарю громко заявить о своей позиции. Затем он уехал в Берлин. Как отмечал Улам, «мир замер, дрожа от страха», потому что не могло быть момента лучше, чтобы подписать мирный договор с Восточной Германией и вновь создать кризисную ситуацию. Но этого не случилось. Наоборот, Хрущев не аннулировал полностью приглашение Эйзенхауэра посетить Советский Союз, хотя повторил свое предложение провести встречу в верхах при более благоприятных обстоятельствах.

В этой позиции было два аспекта: внешний, «театральный», и основной, «сторонника жесткой политической линии». «Театральность» предназначалась внутренним оппонентам. Жесткость была составной частью внешнеполитической стратегии Хрущева: упорное соперничество, острота проблем, по которым между СССР и США возникали глубокие противоречия, но вместе с тем поиск точек совпадения позиций. Учитывая ядерное отставание Советского Союза, Хрущев пытался удержать ситуацию под контролем: как в Европе в случае ядерного вооружения Западной Германии или нейтрализации Восточной Германии по предложению Аденауэра либо их объединения, так и в Азии, где Хрущев не хотел превращения Китая в ядерную державу. Этот сложный для советского лидера момент совпал с кульминационной фазой предвыборной президентской кампании в США, что позволило ему начать осторожный поиск возможностей для маневра.

Пауза 1960 года в Берлинском кризисе, тем не менее, не означала, что проблема Берлина была забыта, потому что для Восточной Германии эта проблема всегда оставалась открытой. Постоянный поток эмигрантов, который и после 1958 г. устремлялся в Западную Германию, стал наиболее выразительным показателем

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 1007

нестабильности, что наносило тяжелый урон престижу режима Ульбрихта. Решения, принятые коммунистическим правительством в 1959 г. по вопросу о розничной торговле и занятиях ремеслом, сократили в дальнейшем возможности для частной экономической деятельности. Еще более жестким было решение о завершении в 1960 г. «коллективизации» в сельском хозяйстве. В 1960 г. беженцев было 200 000, и почти все они прошли через Берлин, а за восемь месяцев 1961 г. их число превысило за 275 000 человек.

Еще до того, как Кеннеди официально занял пост президента Соединенных Штатов, Хрущев 6 января 1961 г. неожиданно возобновил кампанию за подписание мирного договора с Восточной Германией. По-видимому, он надеялся воспользоваться трудностями периода перехода от прежнего президента Эйзенхауэра, которого отличал спокойный стиль в решении кризисных моментов, к новому руководству, доверенному молодому государственному деятелю, не имевшему опыта внешнеполитической деятельности.

В феврале Кеннеди решил выступить с инициативой и предложил провести встречу в верхах двух лидеров. Хрущев ответил ему после провала попытки антикастровского вторжения в заливе Кочинос на Кубе, предложив встретиться в июне в Вене. Кеннеди согласился, хотя обстановка для встречи в психологическом плане была не очень благоприятной. Встреча не дала серьезных результатов и завершилась взаимным непониманием. Кеннеди предложил конкретное обсуждение проблем, а Хрущев вновь проявил свой бурный темперамент и повторил свои требования относительно Берлина.

Кеннеди действовал спокойно и сдержанно, Хрущев расценил подобное поведение как проявление слабости и неуверенности. Он вновь стал вести переговоры в свойственном ему агрессивном стиле и впервые на встрече в верхах поставил вопрос о реформе генерального секретариата Организации Объединенных Наций, потребовав, чтобы его представлял не один человек, а трое (один — от западных стран, один — от Советского Союза и один — от нейтральных стран). Между двумя государственными деятелями не произошло дружеского сближения, как в Кэмп-Дэвиде между Хрущевым и Эйзенхауэром. Впрочем, Кеннеди не был молодым неопытным политиком, как полагал Хрущев, он быстро осваивал ремесло президента и стал более хладнокровным и осторожным, чем в первые месяцы своего пребывания у власти. Пока же он увидел, что Хрущев намерен действовать агрессивно, и приготовился к энергичному отпору.

1008 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

Кеннеди изложил принятые им решения в своем выступлении 25 июля 1961 г., которое было ответом на угрозы Хрущева. Он заявил, что его правительство разработало ряд мер по наращиванию как обычных, так и ядерных вооружений. Он дал понять, что Соединенные Штаты отказываются от спокойного политического стиля Эйзенхауэра и что теперь, даже формально, не позволят считать себя державой, находящейся в состоянии упадка, почти смирившейся с советским превосходством. Соединенные Штаты никогда первыми не нанесут ядерный удар (этого они твердо придерживались), но Советы должны знать, что ядерное преобладание Соединенных Штатов позвроляет им противостоять советским угрозам. Таким образом, Кеннеди положил начало формированию динамичного имиджа страны и тем самым к концу 1962 г. вернул американцам веру в самих себя, которую подорвала паника, охватившая их после 1957 г. Теперь Хрущеву предстояло искать выход.

3 августа 1961 г. состоялось совещание руководителей стран Варшавского договора, во время которого Ульбрихт вновь изложил свои требования полного признания ГДР и немедленного подписания мирного договора, который придал бы Восточной Германии узаконенный международный статус; в противном случае, заявил он, будут предприняты военные меры в отношении Берлина. Во время обсуждения шел поиск компромисса, и в этой ситуации строительство Берлинской стены, которое делало невозможным просачивание эмигрантов на Запад, представляется не как провокационная мера, а как компромисс между непримиримостью Ульбрихта и осторожностью Хрущева.

Теперь Хрущеву надлежало снизить полемический тон, что он и сделал в своей речи 7 августа 1961 г., когда заявил, что у советской стороны не было намерения нарушить законные интересы западных держав на коммуникациях к Западному Берлину и в самом городе. Он показал, что понимает причины, определявшие линию Кеннеди, и изменил тон в отношении Берлина и ядерных проблем. Больше не повторялись антиамериканские инсценировки в стиле, который был продемонстрирован в декабре 1960 г. в Нью-Йорке, когда Хрущев афишировал свое намерение вызвать недовольство противников, встречаясь с Фиделем Кастро, открытым врагом американцев, либо привлекая к себе внимание сценами, которые потом стали широко известны благодаря международным репортажам, как это было во время заседания Генеральной Ассамблеи ООН, когда в ответ на критику Советского Союза он снял с ноги ботинок и стал непрерывно стучать им по скамье.

Глава 11. Система международных отношений после 1956 г. 1009

Что касается Берлина, то с точки зрения отношений между сверхдержавами вопрос остался неурегулированным, его решение было отложено на неопределенно долгий срок. Статус самого города и его положение на территории Германской Демократической Республики определялись директивами Варшавского договора. Два дня спустя после другого выступления Хрущева, в котором он допускал, что ядерное превосходство США вынуждало Советский Союз «терпеть атомный шантаж», 13 августа 1961 г. власти Восточного Берлина начали строить барьеры из колючей проволоки, которые быстро превратились в высокую стену, разделившую город, а также и Германию, на две части. Эти меры должны были воспрепятствовать нарушению запрета на транзит и любой попытке тайного перехода границы, они свидетельствовали о решимости правительства Ульбрихта положить конец уходу беженцев.

Стена стала символом позора и слабости. С точки зрения международной политики она расценивалась очень негативно. Своим видом она как бы утверждала, что берлинская ситуация не может быть изменена, что нельзя касаться западной части города, не идя на слишком большой риск, что Восточная Германия должна быть заперта внутри собственной границы, если хочет положить конец ситуации нестабильности и неуверенности, которая сложилась вследствие полемики, открытой в 1958 г. Это означало, что Кеннеди так же, как раньше Даллес, принял ситуацию, сложившуюся в Центральной Европе. Более того, это означало, что Хрущев должен был посоветовать Ульбрихту в решении проблем, касавшихся стабильности его режима, полагаться на собственные силы, а не надеяться на возможность скорого изменения германской ситуации.

Проблема Берлина сохранялась как замороженный дипломатический вопрос, и стена превращалась в символ невозможности для Хрущева дать Ульбрихту то, что тот просил. Сосуществование-соперничество неизбежно включало правило, что территориальные изменения в Германии недопустимы. Можно согласиться с замечанием Трахтенберга, что события 1958—1962 гг. превратили раскол Германии в «жизненную реальность».

Если после 1957 г. казалось возможным, что Западная Германия получит в какой-либо форме и под определенным контролем ядерное оружие, то в начале шестидесятых годов стало ясно, что этого не будет. Оборона Центральной Европы была доверена Соединенным Штатам на стабильной основе, предусматривавшей их пребывание в Европе неопределенно долгое время. Альтернатива, т.е. появление Германии, располагавшей ядерным оружием, изменила бы границы зон влияния двух сверхдержав слишком угрожающим образом, чтобы обе стороны могли с этим согласиться.

1010 Часть 4. Биполярная система: разрядка напряженности...

Итак, кризис 1958-1961 гг. лишь подтвердил стабильность ситуации, сложившейся к 1955 г. в Европе. Он показал, что усилия Хрущева решить в Европе проблемы, которые не были европейскими, поскольку касались отношений Советского Союза с Китаем или новых сфер соперничества с Соединенными Штатами, требовали пробы сил в других регионах, например на Кубе